— Получай, педофил поганый! — визгливо выкрикнула подкравшаяся женщина и на голову Михалыча с треском обрушился черенок от метлы. Благо, не такой уж толстый, но Михалыч всё равно вырубился.
Открыв глаза, Михалыч не сразу понял, что лежит на террасе дачного дома. Вяло колыхалась ажурная занавесочка на широком окне, в такт ей на двери волнилась марлевая мантия. Пахло свежими огурцами и мылом от умывальника. Тень. Благодать. Только тревожно жужжала на окошке заблудившаяся оса.
Артефакт! — вдруг пробрало Михалыча, и он резко приподнялся. В голове словно перекатился стакан свинца, терраска покачнулась. Михалыч застонал и вынужден был опереться о скрипучую кушетку, на которой возлежал.
— Михалыч! — обрадовался Паша, вплывая сквозь марлю в комнату, — наконец-то, а то мы уж думали, ты того.
— Ой, извините, извините меня, пожалуйста, — вынырнула у него из-за спины женщина, показавшаяся Михалычу смутно знакомой.
— Я же не знала, что вы доктор наук, — продолжала она тихим, словно прозрачным голоском, — думала педофил какой-то мою Дианку обхаживает. Сейчас ведь шагу нельзя ступить — извращенцы кругом. Вы лежите, лежите, вам нельзя вставать. Я вам примочку холодную наложу. Сейчас скорая приедет, укол сделают, вам легче будет….
Михалыч покорно вернул голову на прохладную мягкую подушку. Вблизи женщина выглядела куда старше — под тридцать, но всё равно казалась очень моложавой, с наивными глазами школьной выпускницы.
Наверное, сразу после школы выскочила замуж, нарожала детей, на чем её жизненные университеты и закончились. Знакомый типаж: особа тихая, скромная, стеснительная и легковерная. Это хорошо. Однако, как говорил Михалычу жизненный опыт, такая иногда может стать твёрже кремня, а, как показывал совсем уж недавний пример, под горячую руку к ней вообще лучше не попадаться.
Женщина ушла в дом, и Михалыч снова приподнялся.
— Колечко! Колечко взяли? — вскричал он.
— Да какое там, — помощник махнул рукой, — как только мать дочку свою ни уговаривала. Бесполезно. Обезьяной вцепилась, не выхватишь. Хорошо я даму убедил, чтобы силой отнимать не пыталась….
— А что, что ты ей сказал? — понизив голос, спросил Михалыч, сморщившись от боли и от досады, — как всё объяснил?
— Как-как, правду сказал, — буркнул помощник, отводя глаза.
— Что?! Чёрт! Ты в своем уме? Как мы теперь выпутываться будем? — возмутился шеф.
— Не знаю, — обиделся Паша, — а ты бы что сказал? Она вообще грозилась милицию вызвать. Вот я посмотрел бы, как ты с ментами объясняешься.
— Ладно, ладно. Выкрутимся. Сейчас главное колечко заполучить, — Михалыч схватился за голову, провел рукой по глазам, пытаясь сорвать плавающую пелену, из-за которой всё воспринималось, словно из глубины, — И что, она сразу тебе поверила?
— Как только пропуск твой рабочий увидела, так поверила….
Из дома, наконец, выскочила женщина с тряпкой.
— Ложитесь, Сергей Михалыч, ложитесь, вам нельзя подниматься.
Но Михалычу, видно, слегка полегчало. Он твёрдой рукой отстранил женщину, приказал ей позвонить в скорую и отменить вызов. Согласился лишь на примочку и две таблетки анальгина. После чего, опираясь на плечо помощника, добрался до окна, из которого хорошо просматривался разморённый солнцем палисадник, а в нём девочка, откручивающая у несчастной куклы последнюю ногу. Несколько минут все трое наблюдали за девочкой. От окошка гудела оса, нагнетая и без того нервозную обстановку.
Михалыч поспрашивал и выудил у женщины интересующие сведения. Артефакт был найден Дианкой вчера после обеда в земле, вырытой её отцом из ямы для погреба. Через полчаса со столба упал монтёр, показавший Дианке язык. Сломал ногу, два ребра и больше уже не дразнился. Затем на заднем дворе вдруг взорвался петух, страшно клевачий и вредный, не упускавший случая побегать за Дианкой. Лена решила — петарду склевал, которую подкинули соседские мальчишки. Пару раз в чистом небе гремел гром, и, главное, у Дианкиного отца прихватило сердце. У здоровяка, кандидата в мастера спорта по гребле! Прихватило как раз в тот момент, когда он попытался-таки отобрать у дочери колечко. Да так, что его сразу же забрали в больницу.
— Мда, эмоциональная индукция налицо, — пробормотал Михалыч.
— Что-что? — растерянно переспросила женщина, которую, кстати, звали Елена.
— Дёшево вы отделались, говорю, — пояснил Михалыч, — могло быть куда хуже.
Оказалось, хуже не сложилось по чистой случайности, потому что мать была занята мужем и поездкой в больницу, до Дианки особо не доматывалась, не заставляла ни есть, ни умываться, ни мыться, ни спать, что, безусловно, помогло избежать острых конфликтных ситуаций.