— Да плевать мне, что они любят и где скрываются, — сипло прохрипела Дашка, слышавшая из последнего только стук собственного сердца в горле. — Она… эта тварь… ты сказал… она меня убьёт? Убьёт?! Меня?! — голос вернулся неожиданно и сорвался на визг. — Это неправда! Невозможно! Это не могло случиться со мной! Ты, понимаешь?! — девушка схватила кулон и стиснула в кулаке, до крови рассекая ладонь. — С кем угодно, но только не со мной! Это других насилуют и душат в тёмных подворотнях маньяки, другим проламывают череп грабители, другие разбиваются в автокатастрофах, а я только смотрю такое по телевизору! Со мной так не бывает! Не может быть! Это сон! — однако саднящая боль в руке сотнями уколов доказывала реальность происходящего. — И с ума тоже сходят они, а не я, — выдохшись, безнадёжно закончила Дашка и разжала ладонь. Кулон звякнул о пол как-то сочувственно и так же сочувственно вздохнул.
— Преобладающая жизненная позиция у большей части людей, особенно молодёжи. Иллюзии, девушка. На самом деле жизнь ко всем одинаково несправедлива, отсутствия логики у неё побольше, чем у блондинки-тебя. А у тебя ещё и мозги отсутствуют. И выглядишь плохо, и причёска поистрепалась. Эй, бэлль, отреагируйте, для вас же дурной внешний вид смерти подобен! — кажется, нехитрыми оскорблениями кулон пытался растормошить Дарью, бездумно глядящую в затянутую паутиной стенку и начинавшую мелко трястись. Автоматически девушка стянула с подрагивающих стоп шпильки, встала, зажав в руке цепочку украшения и — подействовало-таки — подошла к треснувшему, засиженному мухами зеркалу.
Выглядела она кошмарно. Отекли щеки и шея, посерела кожа, глаза подёрнулись мелкой сеточкой лопнувших капилляров. Да вообще тело отражалось одутловатым и неуклюжим. Дашка зажмурилась и жалко всхлипнула. Стало страшно-страшно.
Парализующе страшно. Единственное, что хотелось сделать, — как она легкомысленно описывала тётке ранее, свернуться калачиком и визжать до последнего грамма воздуха в лёгких.
— Я что хотел сказать, — робко напомнил о себе голос кулона. — Ядвига тут крепко обосновалась. Она уморила хозяйку квартиры, бедная женщина скончалась вчера. Вот. А студентка работает в ночную, так что с чудовищем не сталкивалась. Хозяйка была дряхлая, немощная, а у ядвиги как раз очередной всплеск помешательства. Опустилась жутко, в трёх соснах не сориентируется, шаталась по окрестным дворам, молодое здоровое тело найти не в состоянии. Теперь, когда изрыгнулась в тебя, пойдёт на поправку. Так вот, квартирантку старухи она-таки учуяла, сегодня засела караулить, но всё же не в безопасной квартире. Тянет их на солнце, особенно когда контроль над собой теряют. А вместо студентки появилась живая и красивая ты. Гораздо лучшая оболочка для яда. Теперь уж наша ядвига расцветёт…
У Даши мелко-мелко задрожали пухлые губы. Обычно она так делала, когда хотела растрогать какого-нибудь парня, а сейчас получилось само собой. Умереть должна была убожество Валька! А теперь та будет жить, чтоб превратиться в заумную сварливую тётку с хозяйственными сумками и кучей сопливых детей, или, что вероятнее, в очкастую старую деву с научной степенью, а убьют молодую, перспективную, всегда идущую по головам Дарью?! Такого не могло быть в Дашкином мире.
В этом мире Дашки должны процветать на кровавом поту прогибающихся и смирно тянущих ярмо Валек. Девушка подняла голову и вдруг поняла, что сидеть в углу и визжать не будет. Прошла босиком в кухню, помахивая умолкнувшим кулоном, погремела облупленными ящиками стола, нашла какой-то тупой нож, нелеповоинственно и совершенно неправильно сжала его в кулаке и обратилась к украшению:
— Ну, рассказывай, как убить эту твою ядвигу?
Стрелка часов неумолимо отмеряла миллиметры циферблата. За окном так же неумолимо темнело. Даша сидела за опрокинутым старым диваном и затравленно смотрела сквозь арку прихожей на входную дверь. Нож в руке ходил ходуном. Кулон как-то неуверенно сообщил, что убить ядвигу, конечно, можно, расчленив её, отрезав голову, словом, нанеся телу необратимые повреждения, которые оно не сможет регенерировать. Озвучивать Дашкины шансы это сделать украшение тактично не стало. Но воцарившаяся после реплики тишина звенела скорбью.