Больше всех испугались рабочие с фабрик Грандоса. "Не трогайте снег, он заражен, отравлен, не прикасайтесь к нему!" — кричали они. Женщины и мужчины, старики и дети из деревень, из долин — кто откуда — все бежали к столице. "Помогите, спасите, снег отравлен!"
А в редакции "Рондийских новостей" Маркуа выдавал своим сотрудникам длинные ножи, какими рондийцы обрезают виноград. В детстве, на родительском винограднике, Маркуа пришлось поработать таким ножом, и он хорошо запомнил остроту его лезвия. Уже несколько недель собирал он ножи со всех виноградников страны. "Сегодня "Рондийские новости" не выйдут, — сказал он. — Выходите на улицы".
Затем в порыве самоотречения он заперся в маленькой комнате на задворках редакции, отключил телефон и не принимал никакого участия в происходящем. В тот день он ничего не ел, а только сидел и смотрел, как падает снег. Маркуа был пурист.
Грандос тоже держался в сторонке. Правда, он открыл двери своего дома беженцам с гор. Он поил их бульоном и вином, раздавал теплую одежду. Потом говорили, что он был удивительно собран и спокоен перед лицом надвигавшейся беды: безукоризненная внимательность, готовность помочь и успокоить, раздать лекарства и бинты. Переходя от одной жертвы паники к другой, он повторял: "Успокойтесь. С вами плохо обошлись, вас ужасно обманули. Но я обещаю, что скоро все устроится". Он ни словом не обмолвился о дворце эрцгерцога и всего лишь раз позвонил Маркуа, перед тем как тот отключил телефон: "Пусть народу говорят, что трубопровод, соединяющий дворец с источниками Рондерхофа, наполнен радиоактивной водой и что по сигналу эрцгерцога эту воду пустят на людей, когда те соберутся на площади. Первые же струи обожгут, ослепят и изувечат". Повесив трубку, он вновь принялся раздавать пищу и одежду беженцам.
Да, так это было. Никто не может сказать, что революция произошла по воле одного какого-то человека, хотя Маркуа и Грандос сыграли в ней немаловажную роль. Революция в Ронде — это стремительное прорастание семян, веками ждавших своего часа. Вот эти вечные семена — боязнь снега и наводнений, страх перед смертью и потому понятная неприязнь к эрцгерцогу, якобы повелевающему этими стихиями, и, конечно, зависть к вечно юным.
Можно ли обвинить рондийцев в безнравственности? Нет, конечно, нет. То, что они чувствовали, было вполне естественным. И что возразить, если эрцгерцог действительно владел источниками. Я не говорю, что он имел какое-то отношение к лавинам. Но лыжные трассы дворца и вправду находились на восточном склоне, а лавины всегда спускались по западному. Хотя это говорит лишь о предусмотрительности в выборе подходящего места. Не было подтверждений тому, будто направление лавин кто-то намеренно изменял. Разумеется, нельзя исключать и такую возможность.
Стоит лишь начать в чем-то сомневаться… Сомнение рождает часто меняющиеся настроения, недоверие и боязливость. Тот, кто теряет веру, расстается с собственной душой. Да, да, да!
Я знаю, что вы хотите сказать. После революции многие иностранцы тоже твердили, мол, у рондийцев нет моральных норм, нет вероисповедания, нет системы этических взглядов. Поэтому, как только их поразит страх или сомнение, они становятся одержимыми. Позвольте заметить, что вы, как и те туристы, несете чепуху. Рондийцы веками пребывали в совершенной гармонии именно потому, что были свободны от норм, вероучений и этики. Им нужна была только жизнь, а с ней и счастье, что приходит с жизнью. Да, один из них — Маркуа — родился хромым, а другой Грандос — жадным, но этого оказалось достаточно. Увечья, поразившие этих людей (именно увечья, ибо жадность рождается голодом, а хромота — неправильной анатомией), заразили и других. Неутолимый голод и неправильная анатомия, в сущности, одно и то же, ибо вызывает к жизни силу, сметающую все на своем пути, подобно разлившемуся Рондаквивиру.
Итак, падал снег, день подходил к концу, на город опускалась ночь, а рондийцы стекались к столице. Что же происходило во дворце? Полного единодушия на сей счет нет и не будет. Горячие головы и поныне утверждают, что эрцгерцог в лаборатории заканчивал последние приготовления адской машины, способной выпустить воды Рондерхофа в долину. Говорят также, что он налаживал мощный водомет для радиоактивной воды. И будто бы в этот момент эрцгерцог и Антон готовили изощренную пытку для эрцгерцогини, которая умоляла пощадить народ. Другие считают, что ничего подобного не происходило: эрцгерцог играл на скрипке — он был отличным музыкантом, а эрцгерцогиня и ее избранник предавались любовным утехам. Третьи же настаивают на том, что дворец охватила паника и все торопливо собирали вещи к отъезду.