– И зачем ты это мне рассказываешь?
– Не знаю… Как-то само выскочило… Раньше тут другой деловой, Выдра, за наркома внутренних дел шарил, пока однажды утром к его апартаментам не съехались уикалки собрать останки вместе с телохраной. Поголовная нирвана. Хотя крючков на них не обнаружилось, все знали кто прищучил водоплавающего и Дон уже весь район держать стал. И бар этот его заведение, так что клиентура тут фильтрует свои эмоции и проявляет взвешенный подход к межличностным отношениям. Тут я не опасаюсь, что в мой жёлчный пузырь перо воткнётся да с поворотом как ключ в замочной скважине, хоть я и Крыс Марлов…
Подошла официантка, вся в чёрном с головы до ног, но без фривольности—просторная спортивка, фактически—убрать отринутую пищу и лучезарно улыбнуться Нябаде. Отошла поигрывая стандартной пышностью женщины в соку.
– Так зачем ты меня искал аж в «Мало не Будет», а? Рисковый парень Нябадя?
– Ну не знаю. У Майи чёт какой-то разговор к тебе. Просила найти.
– Какой ещё разговор?
– Откуда мне знать, она ж упёртая: «Мне с Крысом надо поговорить, можешь устроить?» И всё на этом.
– Хорошо сидим, мужики. – Оба обернулись на голос невысокого мужчины в приталенном чёрном пальто стиля ретро. Чёрные волосы с отблеском тянулись ото лба к затылку плотно облегая череп, как у пловца замедлено возникающем из воды лицом кверху.
Свет ближайшей лампы из-под высокого потолка повторялся ярким лоском пятен её отражения в носках его чёрных штиблет, что выглядывали из-под широких отворотов чёрных брюк. Ослепительно белый шарфик прятал шею как хальс-тух на парадных портретах эпохи барокко.
– Привет, Дон, – сказал Крыс…
* * *
Бутыль #13 ~ Люди не виноваты ~
На войне нет людей. На войне не найти человека. Человек на войне выходит из себя, становится иным, одержимым, невменяемым – и я, и ты, и следующий слиты в новый, небывалый, неклассифицированный организм, скованный одной целью – убивать; убивать, чтобы выжить и распасться на отдельности, которые только что не были людьми, а составными частями… частями машины?. зверя?. Чего-то, чему нет классификации. Чего-то, что бежало, стреляло, орало, не чувствовало себя, было обезличенной надличностью…
«…мы бежали в атаку, я среди всех, вперёд, а навстречу огонь, смотрю, а я что-то вырвался, где же наш отряд зачем отстают? вперёд же!. оглянулся и увидел себя на земле, тело моё позади, на земле там, без меня, тут и потерял сознание…»
Его вытащили, выжил после ранения, стал человеком…
«…мне отпуск дали на два дня, домой приехал, у нас двухкомнатная на третьем, в бомбёжки уцелела, жена, сын двухмесячный, а не могу расслабится, такой весь напряжённый, ребёнок закричит – насилу сдерживаюсь, чтоб не схватить за ноги, шарахнуть об что-то и – с балкона…»
Сдержался – свой ребёнок всё-таки. А если бы не свой?
Алесандр Матросов, Унан Аветисян и другие, повторившие их подвиг посмертные Герои Советского Союза, не бросались на амбразуры дзотов, чтобы телом своим заткнуть огонь пулемётов по идущим в атаку товарищам. Нет. Их бросила общая потребность машины-зверя выжить, бросило коллективное подсознательное.
На войне нет человека, есть составные части войны.
В окопах нет атеистов, в окопах все под богом и все знают об этом. Этот бог не тот, про которого учат в медресе, семинариях, которому возжигают пахучие вещества, возносят молитвы, песнопения. Этот бог не вмещается ни в одну из религия. Этот бог сильнее их, безжалостнее, бессмысленней. Его бесполезно молить, его невозможно понять, от него нельзя убежать. Этот бог – Случай.
Если меня спросят: а Армяне творили ли зверства? Я скажу: да, но то не Армяне были.
Если меня спросят: а учиняли ли зверства Азербайджанцы? Я скажу: да, но не Азербайджанцы то были.
Не люди ни те, ни те, а запчасти войны.
Азербайджанцы остались в автобусе полыхавшем бензиновым факелом, вырванные сердца Армян спиртовались в трёхлитровых банках – расставить у надгробных камней на кладбищах Баку…
И много чего другого, о чём я и знать не хочу, но знаю и знание это душит. Добейте меня, избавьте от мук, я знаю слишком много, больше, чем могу вынести…
Я разжигаю межнациональную рознь? Её разожгли и раздули задолго до меня и продолжают, потому что запчасти войны они разные, есть в ней детали и полощёнее тех, что с автоматами бегают.
Я не желаю докапываться кто первый начал. Я за нулевой вариант Попкова, который летом 1992-го добрался из Москвы в Баку, потом через Ереван в Степанакерт, бродил по элитным кабинетам просил: давайте начнём с нуля, попробуем быть людьми.