Он был разбужен тычком автоматного дула в лоб, оттолкнул его и пробормотал сквозь сон: «Не дури, бля!»
В ответ, дуло ударило сильнее и он проснулся. На земле лежал Гаво, романтик из Еревана, над которым стоял Сямо, Валёин кореш, что только что отправил Гаво в нокдаун.
– Это ж Валё! Он наш! Ты чё бинта не видишь, долбоёб?
– А чё он на Азербайджанском отвечает? – обиделся распростёртый ереванец.
(В школах Баку Армянский не проходили, а родители Валё мало проводили времени с детьми слишком занятые содержанием семьи…)
Валё и его группу расквартировали в Ходжалу. Его заложника и 5-6 других таких же держали в том же доме, где и сами жили (но окно в той комнате заколотили решёткой). Пленных применяли для ощипки пойманных в деревне кур, которые делали вермишель вкуснее.
Через месяц Красный Крест забрал их…
Но это через месяц, а 26 февраля из Ходжалу в Степанакерт привезли беременную женщину. Госпиталь и роддом находились тогда в самом крепком из подвалов – под бывшим Обкомом КПСС. Женщина родила двух младенцев.
Мне, по тугодумию, не хватило ума переспросить: двойняшек или близнецов, а если да, то какого пола? Как-то не сразу доходит значение и смысл происходящего вокруг…
Если вообще когда-нибудь…
* * *
Бутыль #14 ~ До свиданья, наш маленький Кры… ы… ыс, постарайся вернуться назад!. ~
«Привет, Дон» прозвучало у Крыса ровно и без эмоций, но слишком уж ровно и чересчур безжизненно, как в зеркале у поступающего в театралку и занятого отработкой артикуляции отрывка зубримого для приёмной комиссии.
Взгляд его Африканских глаз пронизанных извилистыми руслами венозной крови сплёлся, не мигая, с голубовато-сталистым льдом взгляда из-под выпуклых надбровных дуг с почти отсутствующими волосками…
…клинки двух кинжалов совокупились, скрежеща, посреди лондонского паба-забегапловки, склещились по самые упоры поперечных перекрестий на стеблях рукоятей—толпа пропойц поразевали рты безмолвно, слышнее стало трепыханье пламени огня воткнутых в стены факелов…
Оба дотошно взвешивали звучание фразы Крыса – вдруг проскользнёт предательский напряг – пресечь добавку рокового «ка». Нет, прокатило гладенько и ровно, отрепетировал неплохо.
– С вашего позволения, джентльмены.
Дон чуть потянул на себя третий из стульев за их столом и опустился на сиденье. Лицо обёрнутое к лицу Крыса за тем краем столешницы показывает через стекло свой правый профиль улице и автомашинам под тихим снегопадом.
Два мордоворота в длинных чёрных пальто как у Дона, но без изысканно лощёной элегантности, которую, в напяленном на них прикиде, сменял оттенок некой униформы, опустились, не снимая низко надвинутых шляп, за два отдельных стола по соседству.
– Крыс, Крыс, стоит мне тебя увидеть и – вспоминается старое доброе времечко.
Дон лгал и оба знали это. Крыс понял, что встреча не случайна, что за минувшую неделю Дону донесли о появлении нового клиента в «Пан Или Пропал», так, на всякий. Дон неизменно проявлял интерес к перемещениям старожилов. Порою сам помогал им переместиться. В лучший мир.
Почему оно так его гонцы-боевики не знали, это их не касалось, они просто делали свою работу, чтобы жить дальше, чтобы и дальше выполнять свою работу, чтобы выйти на пенсию в тёплое место с пляжем и пальмами или сочинскими лапчастыми соснами, чтобы под плеск прибоя, на который не умеют смотреть долее шести секунд, умирать от иссушающего рака или распирающего ожирения, сам знаешь, если только в ходе наезженной колеи не словят контрольный в лоб.
Но доживших до уровня кормления рака больше.
Дон лгал и знал, что Крыс знает, что он лжёт и может быть даже догадывается, что вся эта встреча устроена, чтобы замерить в каких пределах известна Крысу вся глубина ненависти Дона к старым добрым временам.
Жучок-шустрячок Донка, он те шо хошь доставит: колёса, дрянь, снежок, прыскалово – знали продвинутые чуваки школы.
У Донки имелся надёжный поставщик – отчим, которого привела мать и который натягивал Донку, когда она ему надоедала или таскалово от дозы сруливало на такую фантазию.
Зато Донка примелькался поставщикам поставщика, а когда вышел из банки, после того угона, он отчима порвал. Буквально. На четыре части. Теперь жалеет – слишком быстро тот падла сдох.