— Пришли эсэсовцы-охранники и забрали нас — три пары близнецов. Нас привели в пятый барак, в комнату, где стоял рентгеновский аппарат. Эсэсовец-санитар говорил с нами по-немецки, но мы почти ничего не понимали. Два других санитара раздели нас и привязали к животу и спине по какой-то пластинке. Он списал номер у меня с руки, и меня облучали рентгеном минут пять или десять.
— Что было с вами после этого?
— У меня на животе появилось темное пятно, и меня сильно рвало.
— И со всеми было то же?
— Да.
— Было это пятно болезненным?
— Да, и скоро оно загноилось.
— А что происходило потом?
— Мы оставались в третьем бараке еще несколько недель или месяц. Там было трудно следить за временем. Но я помню, что становилось холоднее, значит, дело шло уже к ноябрю. Потом за нами, за тремя парами близнецов, снова пришли эсэсовцы, они забрали еще несколько мужчин сверху, нас всех снова привели в пятый барак и велели ждать в какой-то комнате вроде приемной. Я помню, что очень стеснялась, потому что мы были раздеты…
— Все в одной комнате?
— Там висела занавеска, которая нас разделяла, но скоро мы все перемешались, потому что очень волновались и не находили себе места.
— Голые?
— Да.
— Сколько вам было лет, миссис Шорет?
— Шестнадцать.
— Вы из религиозной семьи?
— Да.
— И с очень небольшим жизненным опытом?
— Без всякого опыта. До тех пор ни один мужчина не видел меня обнаженной, а я не видела голых мужчин.
— И головы у вас были обриты.
— Да, из-за вшей и тифа.
— И там вы все перемешались. Вы испытывали стыд и унижение?
— С нами обращались, как с животными, и мы испытывали ужас.
— А потом?
— Санитары стали насильно укладывать нас на деревянные столы и брить нам стыдные места.
— А потом?
— Два человека посадили меня на стул и пригнули мне голову между колен, а третий человек воткнул иглу в позвоночник. Я закричала от боли.
— Закричали от боли? Минуточку, пожалуйста. Вы вполне уверены, что все это происходило еще не в операционной?
— Я вполне уверена, что это было в соседней комнате.
— А вам не делали никакой небольшой инъекции перед этим уколом в позвоночник?
— Нет, только один этот.
— Продолжайте.
— Через несколько минут вся нижняя часть тела у меня онемела. Меня бросили на каталку и повезли куда-то. Вокруг все мужчины и женщины кричали и бились, поэтому появились еще охранники с дубинками и начали их избивать.
— И вас первую увезли из этой комнаты?
— Нет, я точно помню, что первым был мужчина. Меня вкатили в операционную и привязали к столу. Помню, что над головой у меня была лампа.
— Вы были в полном сознании?
— Да. У стола стояли три человека в масках. На одном была форма офицера СС. Вдруг распахнулась дверь, вошел еще один человек и начал спорить с хирургами. Я не очень много поняла, потому что они говорили большей частью по-польски, но я смогла понять, что этот новый человек протестует против такого обращения с нами. Потом он подошел ко мне, сел рядом и, гладя меня по голове, заговорил со мной по-французски. Французский я понимала лучше.
— Что говорил вам этот человек?
— «Держись, моя голубка, боль скоро пройдет. Держись, я о тебе позабочусь».
— Вы знаете, кто был этот человек?
— Да.
— И кто же он был?
— Доктор Марк Тесслар.
13
Сима Галеви представляла собой полную противоположность Йолан Шорет, хотя они и были близнецы. Она выглядела совсем больной, на много лет старше, и в ней не чувствовалось энергии и самообладания, отличавших ее сестру. Голосом, лишенным всякого выражения, она прочитала номер, вытатуированный у нее на руке, и сообщила, что тоже живет в Иерусалиме с двумя приемными детьми — сиротами-иммигрантами из Марокко. Она повторила рассказ сестры о том, что происходило в комнате для ожидания, об операции и появлении доктора Тесслара.
— Что было с вами после операции?
— Меня на носилках отнесли обратно в третий барак.
— В каком состоянии вы были?
— Я долго была очень больна. Два месяца, а может быть, и больше.
— Вы чувствовали боль?
— Эту боль я чувствую и по сей день.
— А острую боль?
— Первую неделю мы только и делали, что лежали и плакали.
— Кто ухаживал за вами?
— Доктор Мария Вискова, и часто сверху приходил доктор Тесслар и осматривал нас. И еще часто приходила врач-француженка. Не помню, как ее звали. Очень добрая.
— А еще какие-нибудь врачи приходили, чтобы вас осмотреть?