— Я смутно припоминаю, как один раз, когда у меня была высокая температура, доктор Тесслар и доктор Вискова спорили с каким-то мужчиной-врачом и требовали больше пищи и лекарств. Но это было только один раз, и я не знаю, кто это был.
— Вы знаете, что с вами было?
— Рана открылась. У нас были только бумажные бинты. От нас шел такой ужасный запах, что никто не мог стоять рядом.
— Но через некоторое время вы поправились и снова начали работать на заводе?
— Нет, я так и не поправилась. Мою сестру вернули на завод, я же работать не могла. Мария Вискова оставила меня у себя под видом помощницы, чтобы меня не отправили в газовую камеру. Я оставалась при ней, пока не окрепла настолько, что могла выполнять нетрудную работу в переплетной — мы приводили в порядок старые книги, которые потом посылали немецким солдатам. Там с нами не так плохо обращались.
— Миссис Галеви, расскажите, пожалуйста, как вы вышли замуж.
Она рассказала, что еще в Триесте влюбилась в одного юношу — ей было четырнадцать, ему семнадцать. В шестнадцать лет она попала в лагерь и больше ничего о нем не знала. После войны в сборно-распределительных центрах, расположенных в Вене и других городах, выжившие после лагерей вывешивали на досках объявлений записки о себе в надежде, что их прочтет кто-нибудь из друзей или родственников. Каким-то чудом ее записка попалась на глаза возлюбленному, которому удалось остаться в живых, пройдя через Освенцим и Дахау. После двухлетних поисков он нашел ее в Палестине, и они поженились.
— Как сказывается теперь на вас эта операция?
— Я живу растительной жизнью. Почти не встаю с постели.
Со своего места поднялся сэр Роберт Хайсмит, держа в руках исписанный листок, где он тщательно отмечал все расхождения между показаниями сестер. Не могло быть сомнений, что Баннистер сумел добиться многого: показания этих жертв произвели заметное действие. Однако они так и не смогли убедительно доказать, что операции им делал Кельно, а сам Хайсмит был убежден, что это был не он. Конечно, они вызвали большое сочувствие, и надо было действовать осторожно.
— Мадам Галеви, — начал он мягко, совершенно иным тоном, чем вел предыдущие допросы. — Мой высокоученый друг утверждает, что те операции, о которых рассказывали вы и ваша сестра, проводил доктор Кельно. Но вы в этом не уверены, ведь так?
— Да.
— Когда вы впервые услыхали про доктора Кельно?
— Когда нас привели с завода в третий барак.
— И там вы оставались некоторое время после операции?
— Да.
— Но вы никогда его не видели, во всяком случае, не могли бы его опознать?
— Нет.
— Вы знаете, что вот этот человек, который сидит тут, — доктор Кельно?
— Да.
— И вы тем не менее не можете его опознать?
— В операционной они были в масках, но этого человека я не знаю.
— Как вы узнали, что вас забирают на операцию в пятый барак?
— Я вас не понимаю.
— Ну, была там над входом вывеска: «Барак номер пять»?
— По-моему, нет.
— А может быть, это был не пятый, а первый барак?
— Возможно.
— Вы знаете, что в первом бараке проводили свои эксперименты доктор Фленсберг и его ассистент и у них были свои хирурги?
— Я этого не знала.
— Все это есть в обвинительном заключении по его делу как военного преступника. Я полагаю, вы лишь недавно припомнили, что вас привели в пятый барак. Это так, мадам Галеви?
Она растерянно посмотрела на доктора Лейбермана.
— Пожалуйста, отвечайте на вопрос, — сказал судья.
— Я говорила здесь с юристами.
— В действительности вы не можете опознать никого — ни Фосса, ни Фленсберга, ни Лотаки, ни Кельно?
— Нет, не могу.
— Возможно, в действительности эту операцию вам делал некий доктор Борис Дымшиц?
— Я не знаю.
— Но вы знаете, что, согласно показаниям доктора Кельно, он посещал своих пациентов после операций. Если бы это показание было верным, то вы бы смогли его опознать.
— Я была очень больна.
— Доктор Кельно показал также, что делал обезболивание сам в операционной.
— Я не уверена, что это было в операционной.
— Значит, это мог быть и не доктор Кельно?
— Да.
— Вы часто видитесь со своей сестрой в Иерусалиме?
— Да.
— И вы говорили с ней обо всем этом, особенно после того, как вас привлекли к делу как свидетеля?
— Да.
Несмотря на все усилия сэра Роберта сохранить спокойствие, его дальнейшие слова сопровождались такой энергичной жестикуляцией, что у него с плеч сползла мантия.