— Ну, я в этом сомневаюсь.
— Я предположил бы, что, не будучи радиологом, он мог питать такие опасения.
— Чрезмерные опасения по поводу последствий облучения встречаются довольно часто.
— Но если в сороковом, или сорок первом, или сорок втором году врач попадает в заключение, а потом вдруг сталкивается с экспериментами по радиационной стерилизации?
— Не думаю. Если он действительно квалифицированный врач и хирург. В конце концов, и в Польше студентов учили, что такое рентген.
Хайсмит провел языком по губам и с огорчением вздохнул.
— Но примите во внимание все обстоятельства, сэр Фрэнсис.
— Да нет, это пустые предположения. Никогда не было никакой информации, которая указывала бы на то, что в облученном органе может развиться рак.
— Но это обсуждали компетентные врачи, и не один, и они решили, что риск может быть.
— Я читал показания доктора Кельно, сэр Роберт. По-видимому, эти опасения насчет рака питает он один.
— Вы хотите сказать, сэр, что в сорок третьем году никто из остальных врачей лагеря «Ядвига» не мог предполагать существования такой опасности?
— По-моему, я ясно выразился.
— Хорошо. Сэр Фрэнсис, какие именно радиационные повреждения могут возникнуть, если процедуру проводит полуквалифицированный технический работник?
— Будут ожоги кожи, а если доза достаточно велика, чтобы повредить яичник, то в первую очередь окажется поврежденным более чувствительный к радиации кишечник.
— А ожоги?
— Да, и они могут быть инфицированы, но безусловно не станут причиной рака.
У Честера Дикса загорелись глаза от радости — он нашел то, что искал. Тронув Хайсмита за плечо, он протянул ему какую-то брошюру. Хайсмит раскрыт ее, и у него отлегло от сердца.
— Вот книга, которая называется «Опасность для человека ядерного и других связанных с ним видов излучения». Я прочитаю вам отрывок из раздела «Рак». Эта книга издана Королевским колледжем хирургов. Вы считаете ее авторитетным изданием?
— Безусловно, считаю, — ответил сэр Фрэнсис. — Я сам ее написал.
— Да, я знаю, — сказал Хайсмит. — Вот об этом я и хочу вас спросить. Потому что здесь говорится, что опасность рака существует.
— Там идет речь об опасности лейкоза у больных анкилостомозом — обычный хирург такими специальными знаниями располагать не может.
— Но в разделе о раке вы приводите еще и результаты обследования лиц, подвергшихся облучению при ядерной бомбардировке Хиросимы, и там были отмечены рост смертности и возрастание частоты некоторых видов рака, в первую очередь рака кожи и органов брюшной полости.
— Если вы прочитаете, что написано дальше, сэр Роберт, то увидите, что речь идет о латентном раке, который дал о себе знать только девять-десять лет спустя.
— Я полагаю, что у врача из заключенных последствия неквалифицированного облучения все же могли вызвать опасения.
— На мой взгляд, это скорее отговорка.
Хайсмит понял, что лучше не продолжать.
— Вопросов больше нет.
Встал О’Коннер.
— Сэр Фрэнсис, та статистика, которую вы приводите в своей брошюре, — откуда она?
— Из доклада американской комиссии по последствиям атомной бомбардировки.
— И каковы были ее выводы?
— Частота возникновения лейкоза у облученных меньше трети процента.
— И эти данные были опубликованы только через много лет после войны?
— Да.
— Вы читали материалы Нюрнбергского процесса над врачами — военными преступниками, касающиеся этой темы?
— Читал.
— И какие выводы были сделаны там?
— Никаких данных, подтверждающих, что облучение может стать причиной рака, не существует.
19
Стоявший на свидетельской трибуне Даниэль Дубровски казался олицетворением бесконечного страдания, жалкой тенью когда-то здорового, крепкого мужчины, каким-то неодушевленным существом, растением. За последние двадцать лет он, наверное, ни разу не улыбнулся. Голос его был так тих, что Баннистеру и судье снова и снова приходилось просить его говорить погромче.
Он назвал свое место жительства — Кливленд в США — и место рождения — Волковыск, тогда принадлежавший Польше, а теперь Советскому Союзу. К началу Второй мировой войны он был женат, имел двух дочерей и преподавал романские языки в еврейской гимназии.