Каждый день после заседания Шейла расшифровывала стенограмму показаний, которую вела, и приносила в Темпл. О’Коннер, Александер и Баннистер изучали ее и намечали планы на следующий день. А вечером, в одиннадцать часов, они собирались и совещались до двух-трех часов ночи. Больше всего они радовались выходным — тогда можно было работать вообще без перерывов.
А Шейла? Ее рабочий день начинался в семь утра в отеле, где она жила вместе со свидетелями. Она завтракала с ними, успокаивала их перед заседанием, доставляла в суд, выполняла там свои секретарские обязанности, потом расшифровывала стенограммы показаний, обедала с ними и водила их по театрам, музеям, к нам в гости, а в выходные увозила за город. Каждый вечер она была с ними — утешала женщин, выпивала с мужчинами, делала все, что было нужно. Она на моих глазах постарела от боли за них, боли, которая постоянно ее терзала.
Мне очень нравятся англичане. Не могу себе представить, чтобы эти люди пошли против меня. Посмотрите на очереди, которые бывают на Оксфорд-стрит. Никто не толкается, никто не пытается пролезть вперед. Сорок миллионов на маленьком острове с таким климатом, который сводит с ума даже скандинавов. И порядок, в основе которого — уважение к другим, и разумные потребности и желания, венец которых — возведение в рыцарское звание.
Посмотрите, как спокойно они относятся к молодому поколению. Ведь все это началось в Англии. Пожилые мужчины с усами, в деловых костюмах, котелках и с зонтиками стоят в тех же очередях, а перед ними — девка в юбке, которая не прикрывает задницы, а за ними — парень, одетый, как девка.
Навстречу нам попался полицейский, который вежливо дотронулся пальцем до козырька. Он был без пистолета — можете вы представить себе такое в Чикаго?
Даже демонстранты здесь подчиняются правилам. Они выражают свой протест почти без насилия. Не бьют стекла, ничего не поджигают и не дерутся с полицией. Они возмущены, но справедливы. И полиция тоже их не колотит.
Какого черта, никогда британские присяжные не дадут меня в обиду!»
Вернувшись к себе в квартиру, Бен с отцом были готовы проговорить всю ночь.
— А как насчет Ванессы и Йосси? Будет она счастлива с этим парнем?
— Он офицер-десантник, — сказал Бен. — Он всю жизнь прожил в Израиле, прижатом к морю. Ты же видишь — его голыми руками не возьмешь. Я думаю, ему было полезно здесь побывать. Посмотреть на добрых, любезных и мудрых людей. Он старается не показывать вида, но Лондон произвел на него большое впечатление. Теперь, когда он все это повидал, он сможет больше перенять от Ванессы.
— Надеюсь. Он парень с головой. — Эйб налил себе виски. Бен прикрыл свой стакан рукой в знак того, что больше не хочет. — Ты усвоил в Израиле дурные привычки — например, не пить.
Бен от души рассмеялся, но потом снова стал серьезным.
— Нам с Винни не нравится, что ты живешь совсем один.
Эйб пожал плечами.
— Я писатель. Я всегда одинок, даже в шумной компании. Такая уж моя судьба.
— Может быть, тебе было бы не так одиноко, если бы ты иногда смотрел на женщин вроде леди Сары так, как она смотрит на тебя.
— Не знаю, сынок. Может быть, мы с твоим дядей Беном, да и ты тоже, такими уж родились. Никто из нас не может выдержать светского общения с женщиной дольше пятнадцати минут. Они хороши только для того, чтобы с ними спать, да и то не все. Штука в том, что нам больше нравится быть с мужиками. На авиабазах, в спортзалах, в барах — там, где не приходится слушать бабью болтовню. Попадаются иногда женщины вроде Сары Видман, настоящие женщины, но и этого оказывается мало. Быть в одно и то же время и женщиной и мужиком она не может. Но даже если бы она понимала, что мне нужно, то, мне кажется, ни одна женщина не заслужила такой поганой участи — быть женой писателя. Я испортил жизнь твоей матери. Если женщина способна что-то мне дать, я вычерпываю ее до дна. Я счастлив быть писателем, но я ни за что не хотел бы, чтобы моя дочь вышла за такого человека замуж.
Эйб вздохнул и отвернулся, боясь заговорить о том, что мучило его весь день.
— Я видел тебя и Йосси с военным атташе израильского посольства.
— Положение там не очень хорошее, папа, — сказал Бен.
— Это все сукины дети русские, — сказал Эйб. — Они их подначивают. Господи, когда же мы получим хоть один день мира?
— На небесах, — шепотом сказал Бен.
— Бен… Послушай меня, сынок. Ради Бога… Не рвись в герои!