Выбрать главу

— И в своих показаниях они рассказывали, как тяжело это перенесли. А теперь перейдем к одному вечеру в начале ноября сорок третьего года. Расскажите нам, что произошло в тот вечер.

— В барак пришли охранники-эсэсовцы и сам Фосс. Они приказали капо забрать три пары близнецов. Сверху привели несколько молодых ребят из Дании, одного поляка постарше и медрегистратора. Его звали Менно Донкер. Их увели. Они были близки к истерике. Доктор Тесслар сидел рядом со мной. Мы знали, в каком виде получим их обратно. Мы были страшно подавлены.

— Сколько времени ждали вы и доктор Тесслар?

— Полчаса.

— И что случилось потом?

— Пришли два охранника-эсэсовца и Эгон Соботник — медрегистратор и санитар. Он сказал доктору Тесслару, что ему надо пойти в пятый барак. Что там началась паника и нужно успокоить людей. Доктор Тесслар поспешил туда.

— Сколько времени он отсутствовал?

— Он ушел сразу после семи, а вернулся вместе с жертвами вскоре после одиннадцати. Их принесли на носилках.

— Значит, этих четырнадцать человек прооперировали немного больше чем за четыре часа. Если операции делал один хирург, получается примерно по пятнадцать минут на человека?

— Да.

— Что говорил доктор Тесслар — были там другие хирурги?

— Нет, только Адам Кельно.

— А когда один хирург делает несколько операций подряд по пятнадцать минут на каждую, то времени на то, чтобы стерилизовать инструменты и мыть руки, у него не остается. Что происходило в это время в третьем бараке?

— Бедлам — сплошные крики и кровь.

— Вы работали на первом этаже, а доктор Тесслар на втором, верно?

— Да.

— Вы с ним виделись в ту ночь?

— Часто. Мы бегали друг к другу всякий раз, когда у кого-то наступало критическое состояние. Первой поднялась наверх я, чтобы помочь ему — один человек там умирал.

— Чем кончилось дело?

— Он умер от шока.

— И вы смогли вернуться к своим пациентам?

— Да. Тут пришла доктор Пармантье, и слава Богу, что она там оказалась и могла помочь. Мы не могли справиться с тяжелыми кровотечениями и были почти беспомощны. У нас не хватало даже воды, чтобы давать им пить. Доктор Тесслар просил доктора Кельно прийти, но безуспешно. Они лежали, истекая кровью и крича, на деревянных нарах с соломенными матрацами. В отгороженном конце барака люди, сошедшие с ума после экспериментов Фленсберга, начали буйствовать. Я поняла, что не могу остановить кровотечение у Тины Блан-Эмбер, и мы вынесли ее в коридор, подальше от других. В два часа ночи она была уже мертва. Мы бились всю ночь. Каким-то чудом нам втроем удалось спасти жизнь остальным. На рассвете пришли немцы, чтобы забрать Тину и того человека. Эгон Соботник выписал свидетельства о смерти, которые мы подписали. А потом я слышала, что ему было приказано изменить причину смерти и написать «тиф».

На балконе раздались рыдания, и какая-то женщина выбежала из зала.

Баннистер заговорил так тихо, что его не было слышно, и ему пришлось повторить вопрос:

— Доктор Кельно хоть раз приходил проведать этих пациентов?

— Он несколько раз подходил к дверям барака. И один раз заглянул внутрь.

— Мог ли он при этом заметить, что они в хорошем настроении?

— Вы что, шутите?

— Уверяю вас, что нет.

— Они еще несколько месяцев были в тяжелом состоянии. Я была вынуждена отправить сестер Кардозо обратно на завод, хотя и знала, что Эмма долго не протянет. Хуже всех было Симе Галеви, и я оставила ее своей помощницей, чтобы она не попала в газовую камеру.

— У вас есть какие-нибудь сомнения относительно того, кто делал эти операции?

— Я протестую, милорд, — произнес Хайсмит без особого энтузиазма.

— Протест принят. Свидетельница не должна отвечать на этот вопрос.

Она молчала. Но взгляд ее, устремленный на Адама Кельно, был достаточным ответом.

29

Машина, где сидели Линка и Арони, неслась вдоль австрийской границы среди холмистых полей Моравии. Арони, который спал сидя, то и дело роняя голову и рывком снова поднимая ее, внезапно проснулся, словно где-то внутри у него зазвонил будильник.

— Я не совсем понимаю, как тебе удалось добиться такой помощи от Браника, — сказал Линка.

Арони зевнул и закурил сигарету.

— Просто мы с ним говорим на одном языке. На языке концлагеря. Браника в Освенциме чуть не повесили за участие в подполье.

Линка пожал плечами. Он так и не мог это понять.