— И чем кончился этот так называемый суд?
— Мне выдали клочок материи с надписью «Друг евреев», который я должна была нашить на одежду, и в начале сорок третьего года меня за это преступление отправили в концлагерь «Ядвига».
— У вас на руке вытатуировали номер?
— Да. Сорок четыре тысячи четыреста шесть.
— И через некоторое время вас перевели в медчасть?
— Да, в конце весны сорок третьего года.
— Вы были в подчинении у доктора Кельно?
— Да.
— Вы часто встречались с доктором Лотаки?
— Довольно часто, как все, кто работает в одной большой больнице.
— А с Фоссом?
— Часто.
— И вы узнали, что доктор Лотаки и доктор Кельно выполняют операции в пятом бараке для Фосса?
— Конечно, это было известно. Кельно это особенно и не скрывал.
— Но это, наверное, стало известно после того, как доктор Кельно и доктор Лотаки созвали вас всех, чтобы обсудить этическую сторону таких операций?
— Если такое обсуждение и было, то я на нем не присутствовала.
— А другие врачи вам говорили, что с ними советовались по этому поводу?
— Доктор Кельно никогда не советовался с другими врачами. Он говорил им, что они должны делать.
— Понятно. Как вы думаете, если бы такое совещание действительно было, вы бы о нем знали?
— Безусловно.
— Доктор Кельно в своих показаниях утверждает, что не помнит вас.
— Это очень странно. Мы больше года виделись каждый день. Он несомненно узнал меня сегодня утром в коридоре суда. Он сказал мне: «А, вот опять друг евреев. О чем вы сегодня собираетесь лгать?»
Смидди сунул Адаму записку: «Это правда?» — «Я разозлился», — гласил ответ. «Но вы же говорили, что ее не помните». — «Вспомнил, когда увидел».
— Вы знаете доктора Марка Тесслара?
— Это мой близкий знакомый.
— Вы познакомились с ним в лагере?
— Да. Когда я узнала об экспериментах Фленсберга, я стала почти каждый день приходить в третий барак, чтобы попытаться помочь его жертвам.
— Держали ли в третьем бараке проституток?
— Нет, только тех, над кем должны были экспериментировать, и тех, кого возвращали туда после экспериментов.
— А держали проституток вообще в вашей медчасти?
— Нет, их держали в другом лагере, и у них там была своя медчасть.
— Откуда вы это знаете?
— У них часто случались нервные расстройства, и меня много раз туда посылали.
— А были там врачи, которые делали им аборты?
— Нет. При первых признаках беременности их автоматически отправляли в газовую камеру.
— И женщин-капо тоже?
— Тоже. В газовую камеру. В лагере «Ядвига» это было железное правило, оно касалось всех женщин.
— Но конечно, не жен охранников-эсэсовцев и другого германского персонала?
— Жен там было очень мало. Только жены старших офицеров СС, а их лечили в частных клиниках в Германии.
— Другими словами, мадам Пармантье, доктор Тесслар не мог делать абортов, потому что никаких абортов в организованном порядке не производилось?
— Правильно.
— Ну, а если врач из заключенных обнаруживал беременную женщину и хотел спасти ее от газовой камеры, он мог сделать ей аборт тайно?
— Такие ситуации возникали крайне редко. Женщин держали отдельно от мужчин. Конечно, они всегда находили способы встречаться, но это все равно были лишь отдельные случаи. А вообще каждый врач сделал бы это, чтобы спасти женщине жизнь, — точно так же, как это делают сегодня для спасения ее жизни.
— А для кого в лагере держали проституток?
— Для немецкого персонала и капо высшего ранга.
— Возможен ли такой случай, чтобы охранник-эсэсовец захотел сохранить жизнь проститутке, которая ему понравилась?
— Вряд ли. Эти проститутки были жалкие существа, они занимались этим, только чтобы остаться в живых. И к тому же они не были незаменимыми. Ничего не стоило отобрать на селекции новых женщин и заставить их заниматься проституцией.
— Значит, во всяком случае, насколько вы знаете, доктор Тесслар не мог делать абортов в лагере, и не делал их?
— Нет. Он был целый день занят в мужском отделении третьего барака.
— Но об этом говорится в показаниях доктора Кельно.
— Мне кажется, там он много чего напутал, — ответила Сюзанна Пармантье.
— Теперь расскажите нам о ваших первых встречах с штандартенфюрером СС доктором Отто Фленсбергом.
— Отто Фленсберг был в таком же чине, как и Фосс, и у него был ассистент — доктор Зигмунд Рудольф. Оба они работали в первом и втором бараках — в закрытой экспериментальной зоне. Меня вызвали к Отто Фленсбергу летом сорок третьего года. Он узнал, что я психиатр, и сказал, что я нужна ему для важных экспериментов. Я слыхала, чем он занимается, и сказала, что не буду в этом участвовать.