Разрабатывая тактику допроса, он был твердо намерен дискредитировать Марка Тесслара.
Да, конечно, у него были минуты сомнений, но ведь он — всего лишь британский барристер, а не судья и не присяжный, и Адам Кельно был вправе рассчитывать, что он сделает все возможное.
«Я выиграю это дело», — пообещал он сам себе.
— Куда, к дьяволу, запропастился Терри? — сердито спросил Адам и сделал еще один большой глоток водки. — Могу спорить, что он отправился к Мэри. Ты звонила туда?
— Там нет телефона.
— Сегодня он был в суде, — сказал Адам. — Почему сейчас он не здесь?
— Может быть, пошел в библиотеку и будет заниматься допоздна. Из-за этого процесса он пропустил много лекций.
— Я иду к Мэри, — сказал Адам.
— Нет, — возразила Анджела. — Я была у нее после заседания. Она не виделась с ним уже много дней. Адам, я понимаю, что тебя мучает, но эти адвокаты умеют по-всякому повернуть дело. Это их профессия. А присяжные все равно знают правду, как и твои больные. Они же горой встали за тебя. Пожалуйста, не пей больше, скоро придет Терри.
— Ради Бога, могу я раз в жизни выпить, чтобы ты при этом не устраивала сцен? Я же тебя не бью и ничего плохого не делаю.
— У тебя опять будут кошмары.
— Может быть, и нет, если как следует выпить.
— Адам, послушай. Завтра в суде у тебя должна быть свежая голова. Особенно когда будут допрашивать Тесслара.
— Привет, Анджела… Привет, доктор!
Шатаясь вошел Терри и плюхнулся на диван.
— Я вообще-то не пью, вы знаете. Не в отца пошел. Всегда считал, что папаша Кэмпбелл пьет за нас обоих.
— Где это ты был?
— Пил.
— Выйди, Анджела, — приказал Адам.
— Нет, — ответила она.
— Ничего, Анджела, нам посредник не понадобится, — заплетающимся языком сказал Терри. — Мы будем говорить как врач с врачом.
Обеспокоенная Анджела вышла, но дверь оставила открытой.
— Что у тебя на уме, Терри?
— Да так, всякая всячина.
— Всякая всячина?
Терри опустил голову и заговорил внезапно охрипшим, дрожащим голосом так, что его почти не было слышно:
— «Сомненья тень упала на меня»… Доктор, я… Мне все равно, что решат присяжные. Я хочу услышать от вас самого. Между нами, вы это делали?
Адам в ярости вскочил и, подбежав к юноше, занес кулаки у него над головой. Терри весь съежился, но не пытался защищаться.
— Мерзавец! Тебя надо было лупить еще много лет назад! — Его кулаки с силой опустились на голову Терри, и тот свалился с дивана на пол. Адам ударил его ногой в ребра. — Я должен был тебя бить и бить! Как мой отец. Он бил меня — вот так! И вот так!
— Адам! — закричала_вбежавшая Анджела, заслоняя Терри своим телом.
— О Господи! — горестно воскликнул Адам, опускаясь на колени. — Прости меня, Терри! Прости меня…
Напряжение в зале суда возрастало с самого утра: Хайсмит и Баннистер долго препирались из-за процедурных подробностей.
Накануне вечером из Оксфорда приехал Марк Тесслар. Он поужинал с Сюзанной Пармантье и Марией Висковой, после чего Эйб, Шоукросс, Бен и Ванесса присоединились к ним за чашкой кофе.
— Я знаю, что собирается делать Хайсмит, — сказал Тесслар. — Им не удастся меня сбить, когда речь пойдет о той ночи десятого ноября.
— Я не знаю, как выразить то, что я чувствую, — сказал Эйб. — По-моему, вы самый благородный и мужественный человек из всех, кого я встречал за свою жизнь.
— Мужественный? Нет. Просто никакая боль мне уже не страшна, — ответил Марк Тесслар.
В первой половине заседания Честер Дикс подверг Сюзанну Пармантье довольно мягкому перекрестному допросу, который продолжался до перерыва на обед.
В перерыве Шоукросс, Кейди, его сын, дочь и леди Сара Видман основательно выпили в таверне «Три бочки». Когда они принялись за пирог с почками, Джозефсон отправился в отель за Тессларом.
После перерыва Адам Кельно вошел в зал заседаний первым. Глаза у него были остекленевшие от успокоительных таблеток. Пока зал заполнялся и переполнялся, он то и дело бросал умоляющие взгляды на жену и Терри, занявших места в первом ряду.
— Прошу тишины!
Энтони Гилрей уселся на свое место и, подождав, пока все отвесят ему поклон, кивнул Томасу Баннистеру. В этот момент в зал вбежал Джозефсон, подбежал к столу Джейкоба Александера и стал что-то возбужденно шептать ему на ухо. Александер побагровел, быстро написал что-то на клочке бумаги и передал его Томасу Баннистеру. Баннистер в полной растерянности рухнул на стул. Брендон О’Коннер перегнулся через свой стол, схватил записку, прочел ее и неуверенно встал.