— Значит, остановимся на платье в русском стиле, — мадам Риволи выразительно посмотрела на продавщицу, стоявшую с разинутым ртом.
— Да, мадам, — пролепетала та.
Риволи сделала пометку в своем блокноте и подняла на Раша вопросительный взгляд.
— На океанском побережье я вижу ее в прозрачном совершенно свободном шифоновом платье в крупных ярких цветах. Белая шляпа с лентой. Плетеные сандалии.
Мадам Риволи глазами отправила вторую девушку. Эмили, с которой сразу сняли все мерки, ничего ей не объясняя, с озадаченным видом бродила по пустым залам.
— Теперь Алькатраз.
— Для тюрьмы отдельный туалет?
— Монашеское одеяние, — уточнил Раш. — Она проходит мимо камер и для каждого заключенного находит слова утешения. "Птичнику" Страуду рассказывает о канарейках, отвлекает Аль Капоне от мрачных мыслей о сифилисе…
— Ее примут за сумасшедшую.
— Главное, чтобы она была безукоризненно одета.
Третья девушка исчезла. Мадам Риволи покачала головой:
— Зачем тебе это нужно?
— Это нужно ей.
— Ты решил стал филантропом?
— Я решил стать истинным католиком, — Раш молитвенно сложил ладони и закатил глаза к потолку.
Их тет-а-тет нарушила первая девушка, державшая платье в русском стиле. Раш одобрительно кивнул.
— Гвоздь программы — мужской клуб. Мы приходим, одетые как два близнеца: брюки в полоску, блейзер, белый пикейный жилет, черные лакированные туфли. Я заставил ее напомадить волосы и собственноручно наклеил ей светлые усики. Все продумано до последней детали. И тем не менее швейцар, что-то унюхав, готов преградить ей путь. "А это мистер Ян Раш-младший", — опережаю я его, и мы небрежно проходим. После изысканного обеда папаша Раш приглашает своего любимого сына на танец…
— Можете не продолжать, — мадам Риволи обворожительно улыбнулась. — Два клубных костюма, — сказала она девушке и перевернула страничку блокнота.
— Так, Голливуд. Я думаю, одного дня нам хватит. Утром везу ребенка в Диснейленд. Тут все ясно: матроска, соломенная шляпка с васильками, босоножки, гольфы. Она будет замечательно смотреться с воздушным шариком.
— А на вечер?
— О, вечер! Вечер она запомнит на всю жизнь. Беверли Хиллз. Запахи олеандра. Артур Миллер играет в вист с Джессикой Тэнди. Дастин Хоффман достает изо рта целлулоидные шарики. "Хотите полетать?" — спрашивает он ее. Она даже пугается: "У вас есть самолет?" "Тяжелый бомбардировщик, — говорит он совершенно серьезно. — Б-52". И протягивает ей крепчайший коктейль. Даже в этом обществе она звезда. Или, если хотите, царица зверей. Леопардовый костюм в облипочку — вот что нам надо!
На губах Раша играла торжествующая улыбка. Девушки-продавщицы, забыв обо всем на свете, ловили каждое его слово.
— А на седьмой день? — тихо спросила мадам, уже догадываясь об ответе.
— А на седьмой день я отвезу ее домой. Одеть ее для нашего последнего дня всего труднее. Ты мне поможешь, Тина?
— Да, Ян.
Выражаясь языком старых романов, неделя пролетела как один день. В аэропорту Орли их встречала Табита. Ей навстречу шла уверенная в себе женщина в стильном костюме — черный камзол с белыми кружевными манжетами и белым жабо, черная кожаная мини-юбка, высокие лайковые сапоги с отворотами. Табита с трудом узнала Эмили. Раша она тоже не узнавала. Одет он был как обычно, но ожидаемой кислой мины она не увидела. Он тоже был неприлично счастлив.
В машине Эмили с улыбкой рассказывала, обращаясь только к нему:
— Ты как раз вышел, и официант передает мне визитную карточку. Какой-то князь или герцог, черт его знает.
На обороте мелкими буковками: "Я сижу возле колонны. Посмотри и сама сделай выбор".
— Это тот педрила во фраке?
— Ну да!
— А я удивлялся: неужели, думаю, никто не клюнул?
Табита ударила по тормозам:
— Я так понимаю, девушку надо отвезти домой. Где ты живешь?
Эмили с недоумением повернулась к Рашу, но тот отвел глаза.
— Вокзал Монпарнас. Там я покажу.
С этой минуты они ехали молча. Раш заговорил, когда они подъезжали:
— Яцек, тебе ведь не надо ничего объяснять? Ты взрослый мальчик, сам все понимаешь, правда?
Табита, выругавшись, остановила машину перед белым "кадиллаком", нагло поставленным поперек дороги. Эмили открыла дверцу.
— Чао, папочка.
— Подожди! — Он ждал чего угодно, только не этой сговорчивости. — Я все же постараюсь тебе объяснить…
— Я все поняла, Ян. Ты бросаешь женщин, как твоя мать бросила тебя. Разве не так? Знаешь, еще неизвестно, что хуже, с ними или без них. И не вздумай меня утешать. Ты ее утешай, — она кивнула на Табиту, — а у меня все в порядке. — Она вышла из машины, оставив дверцу открытой. Раш влился взглядом в фотографию под стеклом, словно пытаясь прочесть по лицу матери, не она ли выдала его тайну. Через несколько шагов Эмили обернулась и помахала рукой. — У меня все замечательно!