В столовой все долго шелестели бумагой, разворачивая подарки. Эмили получила флакон духов, отец — кофту грубой вязки, Эльжбета — куклу с богатым гардеробом.
— Ну и сиськи у этой Барби! — зашептала она Эмили на ухо. — С такими только бегать.
— Держи свои четки. И вот это, — Эми протянула ей "Татрах" и три комплекта трусиков.
Девочка повертела в руках голубую коробочку.
— Чего это?
— Тампоны. Будешь их вставлять, когда начнутся месячные.
— Куда вставлять? — спросила Эльжбета.
— Туда. — Эми покосилась на отца. — Ты правда не понимаешь или прикидываешься?
Девочка мгновенно распечатала коробку, достала тампон и уже хотела осуществить первую примерку, но была вовремя остановлена.
— Потом, — засмеялась Эми. — И, пожалуйста, без самодеятельности. Там есть рисунок, на нем все показано. А с трусиками я, кажется, маху дала. Как бы они не оказались тебе малы…
На этот раз остановить Эльжбету не успели, и из-под платья успел мелькнуть ее крепко сбитый крестьянский задок.
— Вот девка бесстыжая, — пробормотал старик.
Эльжбета тут же укусила:
— Вы, папаша, в этой кофте хотите спать или будете в нее огрызки прятать?
Старик покраснел и начал торопливо расстегивать пуговицы негнущимися пальцами. А девочка уже взялась за Эми:
— Что, понавезла гостинцев и довольна! Ты бы лучше бельишка подкинула, а то он все простыни в доме обделал! И принцессу свою дари кому-нибудь другому. Выпендривается тут, какая она хорошая! — Эльжбета выкидывала из коробки кукольные наряды, потом выхватила у Эмили из рук флакон духов и шваркнула его об печь.
На несколько секунд все замерли. Эми, готовая расплакаться, прижимала к груди Барби. Она переводила взгляд с Эмили на отца, ожидая, что те примут ее сторону, но Эмили отвернулась к окну, а отец воевал с пуговицами на злосчастной кофте. Она не выдержала и бросилась вон из дому.
За гаражом, который не мешало бы давно покрасить, был разбит огород. Какая-то женщина, повязав голову косынкой, старательно полола сорняки, то и дело отмахиваясь от назойливых комаров. Эми приблизилась. Забыв про слезы, она наблюдала за тем, как жилистая, в набухших венах рука снимает с тяпки налипшие корешки. Женщина разогнулась и поглядела на Эми выцветшими глазами.
— Не расстраивайся. На вот поешь, ты же любишь, — она высыпала Эми в ладонь лущеный горох.
— Мама, что вы здесь делаете?
— Видишь, как заросло. До темноты провожусь.
— Вам помочь?
— Да какая от тебя, городской, помощь! Ты, дочка, иди. Иди.
Эми пошла дальше мимо грядок. Через несколько шагов она обернулась и, убедившись, что мать в ее сторону не смотрит, выбросила пригоршню мелких горошин.
После того как Эми убежала в слезах, в доме наступило затишье. Эмили со словами "ну и скука тут у вас" ушла на кухню и села за пасьянс. Эльжбета отправилась в детскую разбираться с куклами, третий день стоявшими на коленях в темном углу. Старик на цыпочках прокрался в спальню и запер дверь на засов.
Эльжбета переносила своих тряпичных уродок на кровать, приговаривая:
— … и чтобы я больше не повторяла! Еще раз ляжешь в постель с грязными ногами — выпорю. А это что? — она ткнула в нос другой кукле пластмассовую тарелочку. — Я, что ли, за тебя перемывать буду? Скажите спасибо, что я вас, как эту Барби, вообще не выгнала. Ладно, часок, так и быть, поиграйте, но чтобы я вас не видела-не слышала!
Внимание Эльжбеты привлекли громкие голоса. Она побросала своих кукол, подкралась к родительской спальне и прильнула к замочной скважине. Отец с соседкой занимались этим! Соседка с задранной юбкой лежала поверх одеяла, обхватив отца своими мощными ляжками, а он дергался, пытаясь вырваться, и материл ее последними словами. Почему-то соседке это ужасно нравилось, и она просила: "Еще! Еще!" Отец сильнее дергался и матерился, а соседка, стерва, била его сзади по печени ногой в спущенном чулке и хохотала как ненормальная. Вдруг он застыл: прижавшись к стеклу, кто-то наблюдал за ними в окно.
— Эй, ты там заснул? — игриво спросила соседка.
На этот раз отец сумел вырваться и, как был в подштанниках, подбежал к окну.
— Сгинь! — он забарабанил в стекло. — Сгинь, кому говорят!
— Стесняешься при покойнице? — засмеялась соседка, садясь и оправляя юбку.
— А ты, курва, молчи, — рыкнул на нее старик.
— Да ладно тебе! Ты лучше скажи, где моя резинка от чулка. — Она опустилась на четвереньки и стала шарить под кроватью.