– Какого черта ты творишь, Ганс?! Совсем страх потерял?! – очень сильно и так же резко обозлился мужчина, встав со стула и сжав в руке бокал настолько сильно, что еще чуть-чуть, и он бы осколками на полу отражал свет синих неоновых труб, что были развешаны почти по всей комнате. – Да кто ты такой, чтобы осуждать меня?
– Ты называешь себя дизайнером, прикрывая свое желание заняться сексом. Сходи-ка лучше в бордель. – надменно, повернувшись в сторону выхода, поправив зеленый бант на бледно-голубой рубашке, ответил Ганс.
– Урод, следи за языком! Охрана! Тебя поймают и прикончат, даю тебе слово мэра! – еще больше обозлившись, с хрипотой в горле закричал он. Сердце было наполнено обидой и яростью. Ведь никто не смел раскрывать ширму, за которой человек мог комфортно, оправдываясь искусством, смотреть на голых француженок.
– Сам попробуй меня избить, скотина! – пошутил Ганс, ускорив свой шаг, выжимая всю скорость, чтобы не получить по лицу за дерзость. В этом городе, если не во всем Немезисе, не принято слушать правду и говорить ее. Вспомнив этот устой, Ганса посетила мысль, что позвать охрану – вовсе не блеф, да и из другой комнаты слышались быстрые шаги. Ганс после этих мыслей вылетел из здания, подобно пробке шампанского, которое сегодня он так безмятежно распивал. Из-под его красивой белой челки альбиноса сочился пот, а в голову накатили мысли о том, какие могут быть у того похотливого мужика связи. Один неприятель может быть убитым завтра, а «творчество» так и будет красоваться в Немезисе, ослепляя глаза и расплавляя мозги людей. Как бы печально не звучало, но это правда. Правда, которая вот-вот настигнет Дюрана. «Мне нужно срочно бежать из города, мало ли какие связи есть у этого уродца… Что мне с творчеством, если завтра я его даже показать не смогу? Надо бежать прямо сейчас». – с этими мыслями Ганс ринулся к вокзалу. Пока бежал к своему спасению от скорой погибели, через каждый километр замечал старые достопримечательности, о которых было так интересно слушать в детстве. Но времена изменились, изменились и люди. Те, кто был готов сражаться за Эйфелеву башню, стали разрушать ее былое величие. Пробегая вдоль Сены, Ганс увидел лишь остатки великой башни, которой он так восхищался в детстве, показывая ее неукротимость в своих картинах. Ее больше никто не хочет вернуть, она не нужна величественным зданиям, богатым и бедным людям, теперь это просто памятник ушедшим временам. Вот Ганс попал на вокзал нынешнего Парижа, теперь этот город называют: «Ла Тур Нуар». Ганс незамедлительно купил билет, ведущий в столицу Немезиса. И вот уже усевшись на кресло сверхбыстрого поезда, Ганс расслабился и начал позитивно мыслить: «Надеюсь, никакого рандеву не произойдет в пути. Я остался почти без денег, но в Руберже дизайнеру легко заработать. От моей Франции ничего неосталось, русским повезло после 2021. Кто ж знал, что именно их страна станет центром человечества. Интересно, они там еще пьют водку? Боже, я ведь всегда считал водку пойлом только лишь для трудоголиков. Сейчас я бы от такого не отказался. Эх. В Руберже безопаснее всего, а ведь раньше говорили, что Москва не часть России». Вот уже поезд тронулся с места, пора уходить из этого опасного городишки. Ганс был уже полностью расслаблен и готов к поиску не пыльных заказов в Руберже, как из телевизоров, прикрепленных на заднюю часть сидений, заиграла игра на скрипке, а затем резко переключилась на рекламу. Старик с длинной седой бородой начал рассказывать о турнире в Руберже, смотря прямо в камеру, будто пытаясь увидеть глаза зрителя, что скоро увидит его дома, в автобусе или поезде. Он хотел достучаться до всех и каждого, зазывая заманчивым предложением любого, кто имел невозможное желание. Ганс сильно воспротивился после слов старика: «То, что ты жаждал возможно десятилетиями своей жизни. Я могу отдать тебе всё. Только выйди победителем. Может быть, ты уже сдался, я даю тебе последний шанс выйти из