Но здесь жарко. Просто чертовски жарко. Что это – подвал в глубокой шахте?
— Эй! — наконец сглотнув, крикнул Дик. — Э-эй! Ау!
Тишина.
Так. Надо успокоиться. Надо подумать.
Прекрасно сознавая, что скоро ему придётся мириться с отвратительным запахом, но не имея альтернативы, Дик подошёл к стене и с неимоверным облегчением помочился на неё. Слава богу, по-большому пока не хотелось. Этот простой акт почему-то значительно улучшил его настроение. Он снова сел на кровать, достал сигарету и, сунув её в рот, начал перекатывать из одного угла рта в другой.
Итак, это тюрьма. Значит, кто-то его в неё заточил.
Нет, если в тюрьме не подают обеда и нет туалета — это не тюрьма. Это могила.
Но к чему такие сложности? Не проще ли пулю в голову?
Значит, его убийца – садист. Допустим, он ему сильно насолил. Знать бы ещё – кому… Но чтобы запереть Дика здесь — нужно было его сначала сюда поместить. Дав ему дозу снотворного, граничащую со смертельной, чтобы он не почувствовал ничего — ни то, как его переносят, ни как раздевают, ни как заливают со всех сторон этим непонятным скользким материалом.
Да что же случилось вчера… или когда-то там…
И почему он вообще считает, что эти размышления и копания в прошлом помогут ему выбраться?
Он встал и напялил на себя одежду. Пусть так и ещё жарче, но, по крайней мере, если что-то случится, он будет к этому готов.
Запах мочи, чьи молекулы разгоняла жара, начинал понемногу усиливаться. Дик решил отодвинуть лежанку к противоположной стене. Кроме того, так у него появилась бы возможность прижаться к этой стене спиной. Сидеть — куда ни шло, но ложиться ещё раз Дик боялся. Боялся, что уже не проснётся вовсе.
Тьму — абсолютную тьму — человек увидеть не может при всём желании. Как вакуум кишит виртуальными частицами, возникающими ниоткуда и исчезающими никуда, так и тьма под закрытыми веками наполнена образами, пятнами и кляксами, разных цветов и формы, вспыхивающими и исчезающими.
Какое-то время Дик сидел и перебирал в уме одни и те же мысли, бессмысленно уставившись в никуда. Но бесперспективность поиска ответов на сложившуюся ситуацию постепенно свела мысли на нет, побудив его, как не раз было в прошлом, играть в своеобразную игру.
Описать, в чём эта игра заключается, было бы не в пример сложнее, чем ею заниматься. Грубо говоря, создаётся некий изначальный образ, в этом образе ищется другой, крайне примитивно связанный с предыдущим, а в этом образе — следующий, и так далее. Например, можно вообразить воробья, в зрачке которого отражается небоскрёб, в окне которого сидит девушка, в комнате же её стоит шкаф с книгами, а в одной из книг написано слово «ломбард», и буква «Л» превращается в развесёлого человечка, пересекающего пешеходную дорожку, следом возникает зебра, убегающая от гепарда, из-под лап которого возникают клубы пыли, порождаемые атомной бомбой… Иногда переход происходит вовсе без видимой связи: за образом шариковой ручки может вдруг возникнуть пустынная бетонная набережная, что заставляет на какое-то время задуматься перед тем, как идти дальше. Поражением считается как повтор образа, так и прерывание цепочки. Однако это вовсе не означает, что игра из-за этого заканчивается или ведётся какой-то счёт. Человек просто испытывает некоторое слабое огорчение и продолжает дальше. Словом, назвать это можно игрой ассоциаций на самом низком уровне, медитацией, не требующей серьёзных усилий, а скорее расслабляющей и даже удивляющей игрока тем, в какие дебри сознания он может погрузиться, какие картины способен написать без красок и холста.
Словом, завороженный этими хитросплетениями и вытеснением внешнего зрения внутренним ввиду ненужности первого там, где нечего разглядывать, Дик не сразу заметил что-то неладное. А именно — появилось оранжевое пятно, которое его не слушалось, не смещалось туда же, куда он переводил взгляд, не расплывалось и не растворялось, но мелко пульсировало само по себе. И вдруг — едва Дик успел понять, что оно реально — мгновенно пропало.
Дик бросился вперёд, лёг на живот и постучал по полу кулаком в том месте, где он заметил пятно.
— Эй!
Сначала никто не ответил. Затем знакомый голос осторожно и глухо спросил:
— Дик?
— Патрик! Боже мой, ты здесь!
— Значит, ты тоже заперт? Те же стены, та же лежанка?
— Угу, и никакого туалета. Я думал, что никого… Погоди, спичку зажгу.