Пока я одеваюсь в прихожей, тетя Лив говорит, что я могу приходить когда угодно.
— Так жаль, что вы с Коре разминулись, — говорит она. — Тебе придется снова прийти.
Я киваю. Воротник ветровки все еще влажный.
— Вот и осень скоро закончится, — произносит она. — Приходи выпить бокал вина со своей теткой, когда тебе захочется.
На комоде я замечаю лампу, которая стояла когда-то у нас дома. Я помню, что мама хотела ее выбросить уже много лет назад, однако вмешался папа, который сказал, что надо спросить тетю Лив, не хочет ли она ее забрать. Мама сказала: «Да кому вообще может понадобиться эта рухлядь».
Я выхожу на улицу и бреду по площади Карла Бернера. После дождя свежо. Овощи на прилавке перед магазинчиком на углу переливаются сочными красками.
Две женщины с коляской, мужчина с собакой, белый автомобиль, желтый «фольксваген». Жизнь так разнообразна, она предлагает бесконечное количество возможностей. Падать и подниматься, ошибки не страшны. У меня впереди — целая жизнь. Налетевший порыв ветра стряхивает на меня тысячу тяжелых дождевых капель с высокого дерева.
Однако то ощущение, которое появилось у меня в квартире тети Лив, — состояние детства — постепенно исчезает. Сколько всего я могла позволить себе, когда была ребенком — не чувствуя стыда или вины. Я взрослая, я не благодарю и не прошу прощения. Я взрослая и беспомощная, с неясным будущим и даже не в состоянии позаботиться о себе.
Две жизни
Декабрь 1983
Я выхожу из здания Восточного вокзала. Погода для декабря слишком теплая, рождественские украшения на улице Карла Юхана слепят глаза влажным блеском. Ощущение праздника будто разбито вдребезги, я больше не в состоянии чувствовать радость от приближающегося Рождества. На лестнице валяется какой-то пьяница, я останавливаюсь, чтобы взглянуть, жив ли он. Оказывается — вполне: он дышит, в просвете между пуговицами натянувшейся рубашки виднеется пожелтевшая майка. Перед тем, как папа отвез меня на станцию, мама играла — спина прямая, волосы стянуты в узел на затылке. На пианино выставлены вазочки с рождественским угощением: жареным миндалем и домашними конфетами из перечной мяты в вазочках. Элиза и Ян Улав сказали, что елка у них дома уже осыпается.
Я сажусь в трамвай и еду до улицы Соргенфригата. Запах в квартире затхлый, лампочка в коридоре перегорела, ничего не видно. Дверь в кухню распахнута, стол у раковины уставлен грязной посудой, на полу валяется коробка с чаем. В коридоре работает обогреватель, рядом — Нинины ботинки, один стоит, другой упал на бок.
— Эй там, в гостиной, счастливого Рождества! — кричу я, на что Нина отзывается:
— Хо-хо!
Стоявшие на журнальном столике еще до Рождества пустые пивные бутылки так там и остались, рядом переполненная окурками пепельница, на подоконнике бутылка вина, еще одна — на полу. Там же разбросаны вынутые из конвертов пластинки. Снятая с сушилки одежда свалена на диване. Нина расположилась в зеленом кресле, купленном на блошином рынке, и смотрит фильм: на экране мужчина покупает в баре виски и делает глоток. Между диваном и стереоустановкой валяется Нинин свитер.
Нина поворачивается. Меня охватывает отчаяние пополам с восторгом.
— Ух ты, — выдыхаю я. — Что у тебя с волосами? Неужто ты сделала перманент?
— Бабушке надоело, что они свисают мне на глаза, вот она и раскошелилась, — говорит Нина. — Жуть, да?
— Да ты что! — отвечаю я. — Супер!
— Ага, но кончики практически спалили, — говорит она и оттягивает курчавый локон.
Нина закидывает руки за голову, свитер скользит вверх и оголяет живот. На ней джинсы с ремнем, пупок оказывается прямо над пряжкой, я склоняюсь и обнимаю ее. Нина пахнет химией и парфюмом.
— Спасибо большое за книгу, — говорю я. — Я очень ее хотела, ты знаешь, так что спасибо!
— Спасибо большое за книгу, — вторит она мне. — Я не знала, что я ее хотела, но, очевидно, это знала ты. Кажется, она невероятно интересная.
Я сажусь в бежевое кресло дедушки Рикарда.
— Руар придет, — говорю я. — Около восьми.
Нина корчит недовольную гримасу.
— Мне что, одной тут сидеть весь вечер?
Я говорю, что вроде бы Толлеф должен вернуться сегодня домой. Нина отвечает, что это будет совсем не то.