Я киваю. Да, у меня есть Ларс.
Я достаю мобильный, чтобы проверить, нет ли сообщений от него, но ничего не пришло.
В молодости у меня были разные представления о мужчине, которого я встречу и в которого влюблюсь. И который полюбит меня. Он должен хорошо выглядеть, иметь приличное образование, любить прогулки на природе и легко нравиться — моей семье и друзьям. Все это про Ларса. Он также должен быть довольно-таки, но не чересчур увлечен карьерой — примерно как Ларс.
— Не думаю, что она все время казалась тебе такой, — говорит Толлеф. — Я считаю, что у тебя всегда была богатая и наполненная смыслом жизнь.
— Которую я принимала за свою.
— Так она и была твоей, и я не думаю, что такое восприятие тобой своей жизни имеет отношение к тому, какой она была — и есть — на самом деле. И потом, человек ведь проживает жизнь вовсе не для того, чтобы получить выигрыш.
Но я боюсь, что Толлеф пытается переубедить меня в том, в чем он сам не уверен, и что он делает выводы исходя из собственного опыта — из того, что есть у него самого, чего он сам добился.
— Ты особенная, — говорит Толлеф.
Я опускаю мобильный в карман пальто и смотрю на Толлефа с мольбой во взгляде, чтобы он еще сказал о том, какая я особенная.
— Я должен познакомиться с Ларсом, — говорит Толлеф.
Я киваю.
У меня есть Майкен. В любом случае, у меня есть она. Я не должна жаловаться. Майкен — больше, чем я заслужила. Думаю, это просто удача и случайность, что я родила ребенка прежде, чем стало слишком поздно. Чистая удача.
Тетя Лив говорила, что я была особенным ребенком. Однажды мы сидели на веранде, и я рассказала маме и тете Лив, что Мерете похвалила меня за то, как ловко я управляюсь с Полом Мартином, — она не боится оставлять его со мной, хотя мне всего четырнадцать.
— Он такой сладкий малыш! — воскликнула тетя Лив.
— Это большая ответственность, — заметила мама.
— Кем ты станешь, когда вырастешь? — спросила меня тетя Лив.
— Буду заниматься детьми или животными, — ответила я. — Может, ветеринаром стану.
— А я буду изучать право, — сказала Кристин.
— Мне всегда было интересно, кем станет Моника, — произнесла тетя Лив.
Тогда Кристин встала и ушла с веранды в дом.
— Почему? — спросила мама.
— Эта девочка — особенная, — ответила тетя Лив.
Я попыталась вспомнить, найти основания для такого утверждения, но не нашла; возможно, она сказала это, не придав такого уж большого значения, так же как про Пола Мартина — что он сладкий малыш. Но я все же чувствовала себя очень особенной, как и все дети.
Стемнело. Я спрашиваю Толлефа об Ингрид, и он рассказывает, что она живет в Лондоне и у нее приятель — ирландец.
— Мы с Кайсой ездили к ней на рождественские праздники, познакомились с ним, — сказал Толлеф.
— И как он тебе, достойный?
Толлеф вздыхает, поднимает взгляд к небу, кивает, задумывается, снова кивает уже более решительно.
— Да, — отвечает он. — Да.
Мы идем по мосту, мимо статуй, снег лежит на дорожках тонким неровным слоем.
— Образование немного обрывочное, но это ничего. У него замысловатый британский юмор, который я, наверное, научусь ценить, — говорит Толлеф.
Когда мы прощаемся, Толлеф крепко меня обнимает. Мне всегда хочется прижаться к нему еще ненадолго, сказать еще пару слов, услышать от него еще несколько слов в ответ, и всегда возникает чувство, что что-то заканчивается, когда мы расстаемся. Как будто целая жизнь или, по крайней мере, последняя ее половина оказалась скучной и затяжной дорогой признаний, открытий, попыток примириться с собой, надеждой и верой в это, но никакого примирения не произошло, и пока я застряла в этой точке.
Толлеф, высокий и широкоплечий, идет по улице в сером пальто, рядом трусит Брутус. Чудесный Толлеф.
В пятницу утром на пороге квартиры появляется запыхавшаяся Майкен.
— Поехали скорее, я не уверена, что тут можно парковаться.
Я не видела ее с Рождества. Я надеваю новое шерстяное пальто, розовую шаль, беру рюкзак и закрываю за нами дверь. На Майкен темно-коричневое пальто, перехваченное на талии поясом.
На улице морозно, сверкающие белизной, обсыпанные снегом деревья, солнце, кирпичные здания пылают от солнечного света, снег лежит на всех крышах. Черный автомобиль, «опель», выглядит довольно новым, не верится, чтобы он принадлежит студенту. Майкен ведет себя словно заправский водитель, но мне непривычно видеть, как она водит машину, я раньше с ней никогда не ездила.
— Я и не заметила, что заправки «Статойла» исчезли, — говорит Майкен, когда мы выезжаем из Осло.