Я развешиваю трусики и полотенце на балконе, беру ключ и иду в номер к Элизе и Яну Улаву. Я надеюсь, что теперь-то Элиза одна, она вернулась раньше остальных. Я распахиваю дверь и хватаю ее за руку.
— Тебя трудно застать одну, — тяну я притворно-хнычущим тоном и висну у нее на руке. — Никогда не могу побыть с тобой наедине — никогда-никогда.
Она разбирает детскую одежду. Рассматривает футболку с пятнами от кетчупа и откладывает ее в кучу грязного белья.
— Ты всегда с Яном Улавом, — продолжаю я, — он никогда не оставляет тебя в покое.
Теперь она смеется, и в ее смехе слышны нотки гордости. Она смотрит на меня, берет за руку и говорит:
— Ты так загорела, везет же тебе. — И потом спрашивает: — Хорошо провела время с Бобом?
Я морщу нос и мотаю головой.
— У него такая волосатая грудь, — говорю я. — Мне кажется, это отвратительно.
Элиза пожимает плечами.
— Ну и что же в этом такого отвратительного? — спрашивает она с несвойственным ей раздражением, и тут до меня доходит, что у Яна Улава тоже густая растительность на груди, но я не понимаю, как можно воспринимать мои слова как намек на Яна Улава. Я думаю, что это глупо — сравнивать Яна Улава и Боба или в любом случае думать про Яна Улава в таком ключе. У него блестящая лысина, накачанные мышцы на ногах, он любит ездить на велосипеде и смотреть футбол по телевизору. Я хочу поговорить с Элизой про Руара, хотя знаю, что она скажет, — она всегда говорит одно и то же. И все равно я рассказываю ей снова и снова о своей страсти и тоске.
— Ты ведь сама говоришь, что по-другому никогда не будет. Неужели ты не хочешь встретить нормального мужчину, с которым могла бы жить и растить детей? — спрашивает Элиза. — Почему ты рассталась с Толлефом? Что с ним было не так?
— Не ругай меня, — робко прошу я и смотрю на нее собачьим взглядом, пока она не улыбнется.
— Ну, в Осло еще полно мужчин, — произносит она. — Руар — это идиллический портрет. Ты не знаешь, каково это — жить с ним каждый день. С мужчиной, который так поступает со своей женой.
Голос Элизы слегка дрожит. Словно она пытается мне сказать, что независимо от того, насколько она любит меня и насколько беспокоится обо мне, она считает меня не таким уж хорошим человеком. И единственная причина, по которой она находит в себе силы разговаривать со мной об этом, заставляет себя затрагивать эту тему, — то, что она моя сестра.
— Не могу поверить, что мы уже завтра уезжаем, — говорит Элиза. — Как быстро бежит время!
Я слышу нарастающий топот, и в комнату вваливаются Юнас и Стиан с полотенцами, купальными принадлежностями и футбольным мячом, который ударяется о керамическую плитку, отскакивает и откатывается в угол. За мальчиками появляется Ян Улав, я притворяюсь, что собираюсь схватить Стиана, но он визжит и убегает в ванную.
Элиза привела в порядок детские вещи и теперь оглядывается в поисках того, что еще нужно сделать. Она устала от моего общества. Я уже знаю, что, когда я приезжаю в гости к ним во Фредрикстад и Элиза внезапно начинает вытирать пыль, мыть плиту или складывать одежду, — это знак ее презрения или равнодушия. Она показывает свою жизнь без стыда, демонстрирует, что она такая, как есть, какой должна быть. Что это правильная жизнь, единственно верная. Она поступает так всякий раз, когда я рассказываю о том, что встретила очередного мужчину. «Вот как, — говорит она. — И когда же мы с ним познакомимся?» И выдавливает чистящее средство на плиту. Это «мы». Она и Ян Улав, целая институция. Элиза, которая отскребает наклейку с Винни Пухом столовой ложкой со стула, открывает контейнер с едой и нюхает, чтобы понять, выветрился ли кислый запах. Элиза стала тем, кем я никогда не хотела быть, но в то же время я доверяюсь ей, рассказываю о Руаре и прошу совета. Возможно, и у самой Элизы есть чувство, что она стала тем, кем не хотела становиться. Но в то же время теперь ей не остается ничего другого, как отстаивать позицию человека, которым она не хотела становиться, потому что время, когда она этого не хотела, в прошлом, оно ушло. И теперь у нее есть только нелегкая работа медсестры, которая высасывает из нее все силы и не дает ничего взамен, дом с садом по соседству с родительским домом, два кудлатых сына, которые никогда не смотрят тебе в глаза. И Ян Улав.