— Едем прямо сейчас, — прерывает мои мысли Руар. — Все, что тебе понадобится, — купим.
Руар обещает сказочную щедрость или решение практических вопросов. Я уже вижу, как стою перед полкой в магазине и выбираю упаковку с трусиками — по паре на каждый день, но на сколько дней? Зубная щетка, дезодорант. Независимость от всего — от домашних обязанностей, отношений, стабильности, от желаний и мечты о детях. У меня нет обязательств. Я вспоминаю, что Эйстейн хотел, чтобы я подрезала Ульрику ногти, подтирала ему попу, ухаживала за ним, как за лошадьми — я это делала в конюшне у Като, когда была подростком: чистила копыта, расчесывала хвосты. «Это нужно и тебе», — убеждал меня Эйстейн. Като в свое время любил говорить, что лошади успокаиваются, когда молодые девушки заботятся о них, возятся с ними. «Я и сам успокаиваюсь, когда смотрю на вас», — признался он, глядя на меня затуманенными глазами.
Но мне еще нужно зайти и купить косметику. Взять тушь и румяна и позволить Руару за все заплатить, потому что он настаивает. Это счастье? Но мне нужны и мои вещи, моя одежда. Уходя утром из дома, я оставила беспорядок на кухне, я рассчитывала вернуться раньше Эйстейна. И мне еще нужен тот чудесный бюстгальтер, и трусики с кружевами, и голубая блузка. Я думаю о том, что надо бы захватить что-то почитать, я мало читаю в последнее время. Руар делает попытку поцеловать меня.
— А ты в курсе, что у меня есть гражданский муж, и еще его сын, и многое другое? — говорю я. — Знаешь? Мы сейчас занимаемся покупкой квартиры.
Он так смотрит на меня, словно то, о чем я говорю, не имеет к нему никакого отношения. Я говорю, что не могу вот так взять и уехать, что это невозможно, к тому же моя сестра вчера родила ребенка, и мне нужно ее навестить завтра утром, и еще у Ульрика праздник по случаю окончания учебного года, хотя это не так уж важно: Ульрик играет человека, который выходит на сцену с игрушечной собачкой на поводке.
Я объясняю, что мне нужно несколько дней, чтобы все обдумать. А Руар смотрит на меня спокойно и озадаченно, выжидающе, словно он подыскивает слова и аргументы, которые могут меня убедить, на лице написана уверенность в том, что у него получится. Разве это не то, о чем я мечтала всю свою взрослую жизнь?
— Потому что, если я поеду с тобой… — начинаю я.
— Это будет слишком хорошо, — заканчивает он, но произносит эти слова так быстро и с такой убежденностью, что превращает их в очередную фигуру речи, намерение, желание, но не обещание. Но какое значение имеют обещания? Я им не верю. Светофор снова переключается на зеленый свет, и звучит сигнал для плохослышащих пожилых женщин и невнимательных школьников. Я говорю, что позвоню ему завтра — это решение не кажется мне более порядочным, чем отправиться с ним немедленно; скорее, малодушным. Все возможные смягчающие обстоятельства, все отговорки и мои собственные планы напоминают мне о том, что у меня есть сила воли: просто согласиться и поехать с ним было бы похоже на похищение, это значило бы подчиниться чему-то, что сильнее меня.
Вчера вечером звонила мама. Смеясь, она рассказывала, что Элиза родила — в Осло, они не успели доехать домой во Фредрикстад. Они переночевали у Кристин и Ивара после возвращения из гостей, а ночью у Элизы начались схватки и нарастали так стремительно, что у них просто не было возможности доехать домой, поэтому им пришлось отправиться в госпиталь Уллевол.
Я вообще не имела понятия, что Элиза с семьей в Осло.
— И там выяснилось, что раскрытие у Элизы уже семь сантиметров, — продолжала мама.
Так родился еще один мальчик, но мама сказала, что голос у Элизы по телефону был радостный. Во время этой длинной и непростой беременности, которая сопровождалась отеками и расхождением тазовых костей, в глазах Элизы я видела тайную надежду на то, что у нее наконец родится дочь.
— Ну, а у вас как дела? — спросила мама. — Есть что-нибудь новенькое?
— Пока нет, — ответила я.
— Ну и не волнуйся, — сказала мама, — всему свое время. Передавай привет Эйстейну.
Сквозь жалюзи пробивается свет, оставляет светлые блики на волосах Габриэллы, отражается от блестящей поверхности ее письменного стола. Я звоню в больницу, прошу соединить меня с послеродовым отделением и позвать к телефону Элизу. Она подходит к трубке, и я говорю, что мечтаю о том, чтобы прийти и взглянуть на новорожденного прямо сегодня, что не могу дождаться, когда его увижу. Она уже объяснила маме, что лучшее время для посещений — утро, но теперь не возражает, чтобы я пришла в любое время. Ее радует, что мне так не терпится увидеть малыша.