На кухне режет лимон какой-то мужчина. Кухня просторная с огромной люстрой на потолке. На столе стоит блюдо с канапе, пухленькая девочка-подросток пытается привлечь внимание Хелены. Я слышу, как кто-то произносит «двухэтажный». Потом слышу, как из другого угла кто-то восторженно кричит: «Нет! Это неправда!» А потом раздаются громкие раскаты смеха. У мужчины, который режет лимон, рукава рубашки закатаны, я вижу сильные загорелые руки, пальцы — на правой руке кольца нет, потом он поднимает левую, и на ней тоже нет кольца, а также отсутствует один палец, вернее, две фаланги на среднем пальце. Хелена ходит на высоких каблуках по кухне и наполняет водой вазу для цветов Торунн.
— Это Гейр, — кивает она на мужчину с лимоном, — он, так сказать, прямиком с Сардинии. Руку тебе он явно пожать не сможет.
Хелена смеется. Гейр поднимает обе руки, мокрые от лимонного сока, — никакого смущения из-за отсутствия пальца. Реплика Хелены повисает в воздухе:
— Мы поручили ему порезать лимоны. Он повар, вот мы и решили использовать его навыки, нам ведь нужна высокопрофессиональная нарезка лимонов. Гейр, это Моника. Она работает вместе с Кимом. Моника, тебе чего-нибудь налить?
Похоже, мы с Гейром ровесники, он высокий и нависает всем телом над кухонным столом. Лицо живое, симпатичное. Мне в голову приходит странная мысль: кажется, он рад меня видеть. Наконец-то я пришла.
— Многие еще не пришли, — говорит Хелена, — думаю, будет тесно, и так уже народу полно.
Гейр задерживает взгляд на мне, коротко кивает, уверенно, ободряюще.
Значит, повар, думаю я. Наверное, повар мне бы подошел.
Люстра сверкает и едва заметно покачивается, пустая упаковка от арахиса падает со стола на пол. Хелена выкладывает лимонные дольки на большое блюдо. Со смехом в голосе она останавливает Гейра, взявшего еще один лимон и приготовившегося его резать:
— Думаю, этого пока достаточно.
Дочки-матери
Апрель 1997
Когда Майкен опускает взгляд на руки, ее длинные и густые ресницы закрывают полщеки. А когда она только родилась, реснички были такие коротенькие, что не разглядишь, а недель в восемь они вдруг стали длиннее и гуще, щечки округлились, и она начала улыбаться. Теперь она с интересом разглядывает свои ручки, обхватившие деревянную игрушку с колокольчиком внутри, пытается управлять своими движениями и, поднимая глаза на меня, подносит игрушку ко рту. Майкен открывает рот, улыбается и пускает слюни, подбородок блестит, от металлического колокольчика внутри деревянной игрушки отражается свет.
Мама уже много раз говорила, что тетя Лив все уши ей прожужжала о том, что я должна прийти к ней и показать Майкен.
— Она не видела Майкен с Рождества, ей не терпится посмотреть на нее. Тебе что, трудно прогуляться до тети Лив?
Конечно, мне не трудно, мысль о том, чтобы навестить тетю Лив с Майкен, мне даже нравится. Я подумала, что моя жизнь сейчас такая яркая и насыщенная, мне не составит труда взять коляску и дойти до тети Лив, а для нее это будет так много значить. Мы даже уже договорились, но поход в гости пришлось отменить, потому что Майкен простудилась; к тете я собралась только в апреле.
От нашей квартиры до дома тети Лив всего двадцать минут пешком. Я везу коляску с Майкен, которая лежит на спине, ловит мой взгляд и гулит: «агай, агай-агайа».
— Куда мы идем? — спрашиваю я за нее и отвечаю: — Мы идем к тете Лив.
На Майкен кофточка в голубую и сиреневую полоску, которую связала тетя Лив, и белая хлопчатобумажная шапочка. Кофточка вся в катышках, поэтому кажется поношенной. Солнечные лучи то проникают под капюшон коляски, заполняя пространство ярким светом, то растворяются в тени. Каждый раз, когда солнце забирается под капюшон, Майкен щурит глазки.
— Мы идем к тете Лив, — повторяю я. Майкен разглядывает меня, верхняя губка подрагивает, словно она хочет мне ответить. Глазки слипаются, но она старается держать их открытыми. По дороге она засыпает, веки ее бледнеют и становятся неподвижными, во сне она затихает, через кожу лба и век просвечивают ниточки сосудов.
В квартире тети Лив витает аромат шоколадного кекса. В последний раз я была здесь очень давно, с тех пор квартиру отремонтировали, стены оклеены обоями из стекловолокна и покрашены, так что острые углы кажутся сглаженными, что придает всей обстановке мягкие черты. Гостиная в желтых тонах, голубой диван.