А спустя минуту пятно исчезло. Просто скользнуло вниз. Я ещё долго приходил в себя прежде, чем, наконец, облегчённо взглотнул накопившийся ком в горле и закурил. Столько мыслей в голове витало тогда, столько рациональных объяснений возводилось и низвергалось о препятствия из самих себя. Столько вопросов сменяло друг друга, пока я не отвёл взгляд с Луны...
Чтобы осознать - пятно не исчезло. Оно просто спустилось с Луны.
Накрывало город внизу причудливой тенью, исчезало во тьме шоссе, мерцая на фонарях. Оно мчалось сюда - извивающееся, словно в конвульсиях, сжимающееся и разжимающееся. Чем ближе оно становилось, тем отчётливее я видел его, но теперь не пятно, а всепожирающее дыру.
Опомнившись от шока и вернув контроль над телом, я дёрнулся к назад и крикнул патрульному, чей силуэт беззаботно тянул папиросу у МРЛС.
-Лёха! Лёха, смотри на поле! Лёха! - кричал я, но рёв готовности заглушал меня. Я переходил на ор, на визг, но ничего - точно и не было меня.
А дыра с каждой секундой становилась ближе. Свет фонарей на ограде уже во всю раскрывал истинную природу богомерзкого отродья, каких никто ещё из смертных никогда не видал. На чёрных маслянистых щупальцах росли голодные рты, откуда вились, словно на нитях, золотые козлиные глаза. Края аморфной дыры усеивали ряды иглоподобных зубов, откуда на полевые цветы и колосья сочился жёлтый секрет - его гнилой смрад я слышал даже от вышки.
Однако патрульный даже не дёрнулся.
Can you hear it? Can you hear it?
The tolls of madness ringing.
Do you fear it? Do you fear it?
An ancient choir is singing.
А потом стало темно. В тягучей слизи угасли звёзды. В воющей бездне исчезли фонари. Канул в извечный мрак город. Шум техники задохнулся в сжался в высоких частотах и голодном шипении. Запах моря сменился разложением чего-то зловонного, от чего слезились глаза, а единственными звуками изо рта стали хрип и кашель. Оно явилось мне во всей красе - смотрело на меня тысячью глазами и жадно облизывалось. А мне оставалось лишь беспомощно лежать на полу и свернуться в позе эмбриона, пока дыра готовилась поглотить меня. И краем глаз я видел, что скрывалось за ней - холодный ветер, хлеставший мне в лицо и покрывавший его полупрозрачными нечистотами. Он открыл мне фрактальные галактики и перемещающиеся в калейдоскопе мироздания туманности. Он открыл мне рождение древних инопланетных цивилизаций - настолько причудливых и невозможных, что в проблеске сознания мне показалось, будто я в бреду. Открыл же и их гибель - щупальцы рвали тела на части, перемалывали их до состояния жижи, а затем впитывали в себя получившуюся кровавую кашу. Бросали существ о землю с такой силой, что их крепкие жилистые тела вмиг разбивались в багровый раствор. Громили вытянутые вверх храмы и дворцы. А на земле медленно росла дыра, что пожирала любую жизнь на пути. И может, оттого Марс ныне необитаем? Кто знал. Всё уже перемешивалось, как моё тело, что оказалось во власти щупалец.
Они подняли меня за руки и ноги, обхватили горло и кисти. С мерзким и довольным визгом они стали ломать мне кости через каждый сантиметр. Обвивать рёбра до тех пор, пока они не перемололись в жуткий бульон из лёгких и сердца. Даже кричать я не мог - в первые секунды вырвался лишь оглушительный секундный хрип перед тем, как конечности дыры оказались у меня во рту, выбив зубы, и стали расти. И они не только дальше по горлу.
Они чавкая выгрызли мне язык, и теперь терзали нёбо. Мучительно медленно вылезали из ушей и, развернувшись, ползли в обратную сторону. С характерным хлюпаньем пробили глаза, откуда устремились ломать нос изнутри.
Но даже эти муки не так страшны, как те, что испытывало сознание. Ибо я не просто был ещё жив. Я осознавал. И я чувствовал.
Бывший разведчик ПВН с лирической душой. Там, через девять месяцев, меня ждали семья и близкие. Ждали планы и новые свершение.
Теперь суп из костей, плоти и крови. Я будто падал с вышки так долго и так быстро; с леденящим ветром и выжигающим зноем. Падал во мрак, центром которого был огромный золотой глаз, как у козла.
Дальше я плохо помню - сужу только по рассказам сослуживцев. Меня нашли на вышке в час ночи, когда готовность давно закончилась, а помощник дежурного - хороший парень - стал беспокоиться обо мне. В полусонном бреду я сидел на полу, обхватив колени руками, а тело лихорадило. Тогда я так и не пришёл в себя. Благо, Илья выручил и сказал, что у меня лютая температура.
Утром меня отправили к Лидке фельдшерше - противной и слабой на передок женщине. Она померила мне температуру, лениво всучила какую-то пилюлю и отправила отдыхать в казарму, сославшись на жуткий жар.