Женщина подцепляет лопаткой и скидывает в железную миску аппетитные фигурки из песочного теста.
В голове всплывает давняя ситуация. Месяца через четыре после аварии у Марины случился нервный срыв. Память не возвращалась, пустые недра разума пугали одиночеством и бездушием.
– Я больше не могу, – плакала Марина на руках у Руслана. – Я как с необитаемого острова. У людей есть дедушки-бабушки, родители, друзья. Возьми любого человека: у каждого имеется уютное гнездо – детство, куда можно вернуться мысленно. А у меня – ничего, душа – холодная, мертвая глина.
– А мы? – напомнил муж. – У тебя есть я и Аня, разве этого мало?
– Только вы меня и держите, – призналась Марина тогда. – Если с тобой или нашей дочкой что-то случится, у меня не будет сил жить дальше.
– Не гневи бога, – сурово одернул муж. – У некоторых после травм с памятью еще хуже бывает. Ты всего лишь не помнишь некоторых событий, зато навыки – в превосходном состоянии. Пальцы даже пианино помнят, а кому-то приходится заново учиться ходить. К тому же, обещаю: я и Аня всегда будем рядом.
– Анюта, пойдем пить чай с печеньем, – зовет Марина дочь.
Та, как обычно, прибегает вприпрыжку, залезает на табурет с ногами, плюхается грудью на стол. Печенье в скоростном режиме исчезает в маленьком ротике.
– Потихоньку, горячее же! – предупреждает мать.
– А с изюмом есть? – Анины пальцы нагло швыряются в миске.
«Я – ненормальная, – мысленно говорит себя Марина. – Ребенок такой же, как всегда, а мне все равно кажется, что передо мной – киборг».
Женщина достает из ящика стола нож, подходит поближе к дочери:
– Вкусно?
– Угу, очень, – с набитым ртом отвечает Анька.
– Дай руку.
– Зачем? – удивляется девочка, но протягивает доверчиво раскрытую ладошку.
Марина чиркает ножом по большому пальцу ребенка. Она хочет лишь слегка надрезать кожу, но дочь дергается, и нож входит глубоко. Кровь хлыщет фонтаном. Аня начинает плакать:
– Мамочка, ты чего?
– Прости, – дрожащим голосом просит Марина, пытается замотать руку девочки в полотенце. – Мы сейчас заклеим лейкопластырем. Прости, пожалуйста.
Уложив дочку на дневной сон, женщина позвонила мужу:
– Руслан, найди мне врача, пожалуйста. У меня, кажется, едет крыша, я боюсь себя.
– Что случилось? – заволновался муж.
– Мне сегодня в голову пришел кошмарный бред, но на несколько мгновений я в него поверила. Опасаюсь, что могу причинить вред Анюте.
– Успокойся, – попросил Руслан, хотя и у самого голос надламывался от волнения. – Расскажи по порядку.
– Я должна пройти обследование, не спрашивай, пожалуйста, ни о чем, – устало попросила жена. – Мне стыдно рассказывать о том, что творится в голове.
Она прервала телефонный вызов, стояла в задумчивости минут пять.
– Может, для всех было бы лучше, если бы я погибла вместе с родителями? – еле слышно пробормотала женщина. – Беспамятство далось мне слишком тяжело, сумасшествия я не выдержу.
Вернувшись с работы, Руслан заявил, что увозит своих девочек к морю.
– А врач? – шепотом напомнила ему Марина.
– Ты просто устала, не нужен тебе врач, – раздраженно брякнул муж. – Поваляешься на пляже, подышишь свежим воздухом – мозги быстро встанут на место.
Две недели спустя. Марина пеклась под солнцем черноморского пляжа, Анька в панаме вместо недавно снятых бинтов бегала по воде, калякала сама с собой на тарабарском языке. Девочка удивительно хорошо для своего возраста владела речью, но все равно любила бормотать себе под нос какую-то бессвязную ерунду, на которую Марина обычно не обращала внимания.
Возле Анюты присела на корточки высокая, физически развитая брюнетка, заговорила с крохой на непонятном языке.
– Эй! – окликнула бдительная Марина. – Что у вас случилось?
Брюнетка обернулась с улыбкой.
– Это ваша девочка?
Марина соскочила с шезлонга, подошла к незнакомке:
– Да, а что?
– Ваша дочка так здорово болтает по-гречески! Откуда вы родом?
– Мы – местные, – буркнула Марина и потащила Аню в сторону.
Дочь вдруг расплакалась.
– Мамочка, я больше так не буду. Только не умирай, пожалуйста!
Марина оторопела, взяла девочку на руки, уставилась ей прямо в глаза:
– Почему я должна умереть?
– Так папа сказал, – по лицу крохи градом катились слезы. – Он… он сказал, что ты… что ты умрешь, если узнаешь… узнаешь, что я говорю на других языках.
Маринка чуть не выронила дочь: