Я стараюсь не слишком задумываться об этом, когда он продолжает.
– Он хорош, – говорит Харлан, кивая на Новичка. – Одно дело, когда ты требуешь обмена, но не сжигай это место дотла, когда уйдешь.
Я напрягаюсь.
– Ты не видишь, как я помогаю ему?
– Я вижу, как ты ставишь его на колени, причиняя ему ту же травму, что и себе.
Мои руки сжимаются в кулаки. Я все время работал с Новичком, но Харлан, взглянув на него, решил, что знает, в чем дело.
– Для человека, который думает, что видит все, ты ни черта не видишь, – вот почему мы не можем работать вместе. — Я морщусь. – Я хочу знать последние новости о нашей сделке.
– В Лос-Анджелесе возникли проблемы, да и у нас тоже.
– Мои показатели выросли. В среднем я забиваю двадцать восемь голов за вечер. У нас рекорд побед.
Он покачивается.
– Победы и поражения – не единственная сложность здесь. Десятая годовщина – это большое дело, – он качает головой. – Джеймс богаче Бога, и он решил, что пришло его время оставить свой след в организации, нужно ей это или нет. А это значит, что перед всеми нами стоит задача воплотить это в жизнь. Обычная работа команды стоит на втором месте после зрелищ, – Харлан прочищает горло. – Я знаю, что это нелегко – выполнять свою часть сделки.
Активность в моем животе может быть вызвана чувством вины.
Я возвращаюсь на свое место, обдумывая тот факт, что он думает, что я все еще держусь на расстоянии от Новы.
Уверен, он согласился бы, что стоны его невестки в кладовой не входит в условия нашего соглашения.
Если бы я зашел дальше прошлой ночью, мы бы стали одним целым.
Но что за гребаная сделка диктует отношения между людьми?
Он не должен был просить меня об этом. Я не должен был соглашаться. Все просто.
– Эй, Новичок, – бормочу я, и он оглядывается. – Ничего не говори о Нове.
– Парням?
– Всем, кого знаешь.
Новичок начинает открывать рот, затем снова закрывает его.
НОВА
Я сижу в кресле у Брук и работаю над наброском Клэя, используя свой последний рисунок в качестве образца. Но каждый раз, когда начинаю, меня отвлекает то, что произошло между нами.
Держу пари, ты жаждешь, чтобы я наполнил тебя прямо сейчас.
Кем бы он ни был, я всегда позабочусь о тебе лучше, чем он.
В горле у меня суше, чем в пустыне.
Я вскакиваю, чтобы взять на кухне содовую, кладу альбом для рисования и оригинальный рисунок на журнальный столик и игнорирую покалывание между бедрами. Я пытаюсь продвинуться в работе над новой частью фрески. Прикосновения к себе в душе и мысли о Клэйтоне Уэйде не помогают.
Когда звонит телефон, я меняю направление, благодарная за то, что меня прервали.
Мари.
– Прости, если вчерашнее свидание было странным, – говорит моя сестра, когда я отвечаю на звонок.
– Все в порядке. На самом деле я не ищу никаких отношений.
– Это все еще из-за Брэда?
– Нет. Я пытаюсь сосредоточиться на своей голове прямо сейчас, а не на своем сердце, – или на желании, переполняющем меня с прошлой ночи. Ощущение языка Клэя внутри меня, ощущение того, как он покрывает мою кожу, преследовало меня еще долго после того, как мы с Брук вернулись домой и я смыла под душем последние свидетельства нашей встречи.
Если честно, этот ворчливый баскетболист занимал мой мозг с того самого момента, как он попытался выдворить меня с моего места в самолете.
– В общем, как дела? – спрашиваю я.
– Ты как будто была раздражена, когда я писала. Очень не по-Нововски.
Я удивлена, что она это заметила.
– Из-за работы, – признаю я, доставая из холодильника открытую бутылку вина. – Я хочу сделать все, что в моих силах, и не могу смириться с мыслью, что подведу Джеймса.
У меня никогда не было такой важной работы.
Да, то, что я делала в прошлом, имело значение, но это полностью зависело от меня.
– Каждый раз, когда у тебя появляется новый клиент, приходится учиться. Выяснить, что для него важно, может быть трудно.
Я киваю, хотя Мари меня не видит.
– Иногда нужно притворяться, пока у тебя получится, понимаешь? Притворяйся, что ты во всем разобралась, пока действительно не наверстаешь упущенное.
– Спасибо, – говорю я искренне.
После того, как Мари отключается, я наливаю себе бокал вина и возвращаюсь в гостиную, рассматривая рисунок, присланный мне Клэем, прежде чем снова опуститься в кресло.
– Я могу это сделать, – говорю я вслух.
Это мой первый настоящий художественный заказ, но Джеймс нанял меня не просто так.
Ирония в том, что человек, который дал мне этот рисунок, тот самый, которого я пытаюсь запечатлеть, согласился бы. Он не позволил бы ничему встать между ним и его целью. И он никому не позволил бы сказать ему, что его недостаточно.
Спустя два часа и два бокала вина в голове у меня радостно гудит, и набросок выглядит великолепно.
Это было именно то, что нужно, решаю я.
Я способна и уверена в себе, нахожусь под кайфом от достижений и алкоголя.
Раз уж я закончила с оригинальным рисунком, то, наверное, стоит его вернуть.
Это по-соседски.
Я беру рисунок, надеваю туфли и выхожу в коридор к лифту.
Через две минуты я смотрю на закрытую дверь в дюйме от моего лица, и, черт возьми, мне кажется, что она смотрит в ответ.
Я крепко сжимаю рамку с рисунком, которая впивается в мою руку, напоминая мне, почему я здесь.
Просто сделай это.
Я все еще решаю, стоит ли поднять костяшки пальцев и постучать по дереву, когда дверь распахивается.
– Ты собираешься стоять здесь всю ночь? – Клэй выглядывает с другой стороны.
На нем пара серых треников, низко сидящих на бедрах, и больше ничего. Черные чернила вьются вокруг его мускулистых рук, над грудными мышцами и прессом. Его ноги голые. Его волосы торчат во все стороны, сексуально и беспорядочно, а сам он выглядит так, будто только что встал с постели.
У меня пересыхает в горле.
Как он...?
В глазке объектив. Камера.
Конечно, у Клэя должна стоять охрана.
Музыка, доносящаяся из коридора, завладела моим вниманием. Мне и в голову не пришло, что он здесь с кем-то, но, видя его полураздетым, по моей спине ползет что-то подозрительно похожее на ревность и скручивается в животе.
– Я не хотела мешать.
Клэй прислоняется к дверному косяку, складывая руки.
– Я один.
Удовлетворение пронзает меня острыми иглами, но я сохраняю хладнокровие.
– Не хотела отвлекать тебя от ублажения себя.
В его глазах пляшут огоньки.