— Я люблю этот палец.
— Это моя девочка.
Лимузин проезжает еще несколько кварталов, и дыхание Клэя учащается, когда он вводит в меня пальцы, а моя рука лежит у него на коленях, поглаживая его по брюкам.
Он такой твердый.
Он собирается трахнуть меня.
Я должна получить его.
Я тянусь к пуговице его брюк.
Он хватает меня за запястье и прижимает его к себе.
— Еще нет.
— Я хочу тебя.
— Не здесь.
Он огромный и решительный. Мои пальцы впиваются в его руки, когда я выгибаю бедра, чтобы насладиться этим ощущением.
Я стону.
Его большой палец поглаживает мой клитор.
— Скажи мне еще раз, кому ты принадлежишь.
Я и не подозревала, как скучала без него последние несколько дней.
Его пальцы исчезают, и мне хочется плакать.
— Твоя.
Его губы касаются моего уха. Когда он говорит, он нежен и мучителен одновременно.
— Хорошая девочка. Думаешь, я не думал о том, чтобы взять тебя всеми возможными способами?
Он прижимает пальцы к моему рту, и я посасываю их. Я пьянею от его слов и собственного вкуса.
— Всеми чертовыми способами, — его пальцы возвращаются между моих ног.
Мой клитор набухает, когда он снова трет его, двигая пальцами туда-сюда. Мои бедра дико выгибаются, но он прижимает меня к себе, его рука как веревка.
— Это то, что ты просила, Пинк. У тебя под юбкой цвета другой команды.
Это больше, чем я хотела. Больше, чем я могу вынести.
— Когда ты кончишь на мои пальцы, ты покроешь каждый дюйм моего тела, — его голос грязно хрипит. — Так что нет никаких сомнений, для кого ты кончаешь.
Я ни за что не откажусь.
Он просовывает в меня третий палец, и я так полна и так мокра, что вскрикиваю.
Его рот присасывается к моей шее, зубы впиваются в нее.
— Ты знаешь, каково это — смотреть, как ты ходишь по тренировкам со своим чертовым альбомом для рисования, таким чертовски милым, и представлять, как ты роняешь его, чтобы я мог посмотреть, как ты его поднимаешь? Видеть эту идеальную задницу и представлять все, что я мог бы с ней сделать?
Он трахает меня сильнее пальцами. Звук этого наполняет лимузин.
— О Боже.
Это начинается в моей сердцевине. Мне как будто нужно раскрыться, но я не могу, потому что он держит меня так крепко. Его пальцы не разжимаются.
— Клэй! — я прикусываю язык, чтобы не закричать.
Его голос такой глубокий и хриплый, что я едва узнаю его.
— Кончи для меня, Нова.
Кульминация волной проносится по моему телу.
Я кончаю так сильно, что лимузин сотрясается.
Это так мощно, что я разбита.
Но он не останавливается. Он продолжает теребить мой клитор большим пальцем. Давление почти слишком сильное, так как я все еще кончаю.
Я тянусь к его руке, чтобы заставить его остановиться, но он хватает меня за запястье и заводит его за спину. Машина движется вперед, и я снова теряюсь.
— Я хотел увидеть, как ты кончаешь, с того самого дня, как впервые тебя увидел, — он так близко к моему уху, что от его слов исходит вибрация, от которой я задыхаюсь. — Я хотел услышать, как ты выкрикиваешь мое имя.
Он снова вводит в меня два пальца, и я застонала.
Я в его власти, и мне это нравится.
Он разрывает меня на части, не оставляя ничего, за что можно было бы ухватиться.
Его губы касаются моего уха.
— Еще раз.
— Я не могу, — хнычу я.
— Можешь, — он приказывает. Моя голова снова прижимается к его плечу. Все мое тело напряжено и горячо.
— Давай, детка, — дыхание Клэя обжигает мою кожу. — Кончи для меня.
Мои бедра вздымаются, живот опускается, и меня пронзает второй оргазм. Он такой мощный и интенсивный, что я не слышу ничего, кроме звона в ушах.
Только Клэя и его требование, чтобы я отдала ему все.
Только пульсацию его пальцев глубоко внутри меня.
Лимузин останавливается, и Клэй убирает от меня свои пальцы. Он хватает с дверцы тканевую салфетку и вытирает руки.
Он убирает волосы с моей шеи и прижимается к ней губами.
— В следующий раз это будут не мои пальцы. И это гребаное обещание.
Я дрожу, когда он помогает пригладить мои волосы обратно на место.
Я не осознаю, что машина остановилась, пока он не протягивает руку.

— Я делаю ее каждый год. Отмечаю конец одного сезона и начало другого, — говорит Клэй, когда я смотрю на вывеску «Чернила и слава» после того, как он помог мне выйти, и поправляю платье. Мое сердце все еще трепещет.
— Подумал, что ты так хорошо меня видишь, что можешь помочь мне с выбором.
Мысль о том, что он позвал меня, приводит меня в восторг. Он держит свои карты при себе, и чернила на его теле настолько близки к гобелену его чувств, насколько это возможно.
Мое сердце замирает.
— С удовольствием.
Мы просматриваем несколько эскизов, но ни один из них мне не нравится.
Наконец у меня появляется идея, и я подзываю мастера. Он начинает делать наброски по моему описанию, а Клэй наблюдает.
— Гора, — заявляю я, когда все готово.
— Денвера, — скептически прочитал Клэй.
— Потому что они из тех, кого мир не может сломить. Ни ветер, ни дождь, ни снег. Они обветренные, но это делает их только красивее. Как ты.
Он смотрит на меня, в его глазах мелькают эмоции.
— Звучит как план.
— Ты хочешь сделать ее сейчас? — я спрашиваю Клэя.
Он качает головой.
— Мы пропустим ужин.
— Я не против.
Клэй долго смотрит на меня, потом переводит взгляд на мастера.
— Где ты ее нашел? — спрашивает мастер у Клэя полчаса спустя.
— Не поверишь, если расскажу.
Клэй смотрит на меня из-под темных ресниц, и мы обмениваемся ухмылками.
С тех пор, как художник начал готовить свои инструменты, я засыпала его вопросами о его пигментах и технике, а также о том, каково это – работать на человеческом холсте.
Сейчас я сижу в кресле для посетителей, приспустив платье настолько, насколько это возможно, из-за отсутствия нижнего белья.
Клэй сидит верхом на другом, положив локти на спинку, а горный хребет вырисовывается у него на плече.
Жужжание иглы сливается с музыкой в стиле даунтемпо из колонки в углу – тихий симфонический фон для того, что я наблюдаю.
Это прекрасно.
Чернила мягкими мазками проступают на гладкой коже Клэя.
Я думала, что кровь будет меня беспокоить, но ее почти нет, и она быстро стирается в танце двух рук, таком же элегантном, как в любом балете.
Обычно календарь мастера расписан на месяцы вперед, но, судя по всему, он делает все татуировки Клэю, и он – единственный клиент, которого мастер готов принять без очереди. Особенно в пятницу вечером.