Из-за дерева на него смотрела девушка. Ее короткая серебристая туника сливалась с мягкой зеленью мха, а разбросанные по плечам темные кудри украшал венок из листьев аканта. Острые локти и колени еще хранили детскую угловатость, но два бугорка, набухших под тканью, словно готовые лопнуть почки, выдавали маленькую женщину. Лицо с высокими скулами и удлиненными, чуть раскосыми глазами не отличалось совершенством, так что Пракситель вряд ли взялся бы ваять с нее статую, но в нем была какая-то особенная прелесть, невыразимая в словах и ускользающая, будто плывущий над лугом утренний туман. Нагота Архелая совсем ее не смущала. Она разглядывала его с простодушным любопытством, без притворного жеманства благонравной девицы или бесстыдной откровенности гетеры.
Архелай запоздало прикрылся рукой.
– Ты кто? – спросил он первое, что пришло на ум.
Розовые губы дрогнули, как лепестки, стряхивающие росу.
– Орседика.
Она произнесла это с такой убежденностью в исчерпывающей достаточности характеристики, что Архелай не сдержал улыбки. Ему вдруг сделалось весело.
– А меня звать Архелаем. Я – начальник царских строительных работ; проезжал тут неподалеку и вот решил освежиться. Надеюсь, ты не против? Не превратишь меня в оленя, как Артемида беднягу Актеона?
Орседика рассмеялась.
– Артемида злая, потому что никого не любит.
– А ты добрая?
Архелай потянулся, чтобы взять свою одежду, но девушка, перебежав по камням, загородила ему дорогу.
– Ты не похож на наших юношей, – сказала она и с прежним детским любопытством коснулась пальцем его груди. – У тебя нет рожек, кожа такая нежная и ноги не покрыты шерстью...
Архелай слегка опешил. Как всякий добропорядочный эллин, он верил в богов, хотя не без примеси дерзкого вольнодумства Эпикура, чтил героев и благодетельных демонов, а в положенное время окроплял вином и медом фаллос Приапа – чтобы не лишил мужской силы. Однако сатиров, силенов и нимф вкупе с прочей лесной мелочью находил пастушеской выдумкой. Кроме того, розовый пальчик приближался к деликатному предмету, и Архелай, предчувствуя раскаты надвигающейся грозы, поспешил переменить тему.
– Зато ты, Орседика, намного красивее наших женщин.
К его удивлению, девушка зарделась, будто окрашенный пурпуром осенний лист.
– Правда?
Воспользовавшись ее замешательством, Архелай набросил хитон.
– Конечно. Ведь они не знают ласки ветра и солнца, потому что живут в четырех стенах и день-деньской сидят в гинекее за прялкой. Тогда как ты вольно странствуешь по горам и рощам, играешь с фавнами, охотишься...
Орседика нахмурилась, сдвинув тонкие брови.
– Я не люблю охоты. Все обитатели леса, большие и маленькие, – мои друзья. Вот смотри!
Поднеся к губам сложенные ладони, она издала высокий протяжный крик – и на поляну лохматым кубарем выкатился медвежонок-первогодок. Смешно переваливаясь на толстых лапах, он потрусил к девушке и ткнулся мордой ей в ноги, но увидав незнакомца, сердито заворчал.
Архелай усмехнулся.
– Ну-ну, приятель! Я не обижу твою хозяйку.
Однако в следующее мгновение смех застрял у него в горле, потому что из чащи, свирепо фыркая, выскочил огромный кабан. Пожалуй, с таким было бы не зазорно сразиться и Гераклу: в холке он был ростом с хорошего бычка, налитые кровью глазки горели злобой, вокруг желтых клыков пузырилась пена. Архелай прикинул взглядом расстояние до своего копья, борясь с настойчивым желанием взобраться на ближайшее дерево. Он уже видел себя с распоротым животом и оправдывался мыслью, что, хотя почетно пролить кровь ради понравившейся девушки, вывалить перед ней кишки все же не слишком красиво.
Но Орседика спокойно подошла к страшному зверю и ласково потрепала по жесткому загривку. В ее темных глазах блеснули лукавые огоньки.
– Не бойся: пока я рядом, они не причинят тебе вреда.
Архелай побагровел и сделал вид, будто завязывает сандалию.
– Я бы сказал наоборот: пока ты с ними, они могут меня не бояться.
Орседика звонко рассмеялась – словно ручей запрыгал по камешкам.
– Вот теперь я вижу, что в задиристости и хвастовстве ты не уступишь моим лесным братьям! Они так же упрямы, а, когда повздорят, стукаются лбами – точь-в-точь два козла. – Однако, заметя, что Архелай надулся, как бурдюк с забродившим вином, примирительно добавила: – Не сердись, я не хотела тебя обидеть. Пойдем лучше в мой грот – я угощу тебя молоком и плодами.