Рука снова двинулась в знак подтверждения, а Вандердайк пошевелил пальцем, на котором сверкал перстень.
Пока наше внимание было приковано к Вандердайку, мисс Ролстон незаметно подошла к столу и схватила тыкву. Прежде чем О’Коннор сумел ее остановить, она сунула язык в черное вещество внутри нее. Ей досталось совсем немного, потому что О’Коннор тут же смахнул его с ее губ и, разбив стекло, выбросил тыкву в окно.
– Кеннеди, – отчаянно выкрикнул он. – Миссис Ролстон проглотила его.
Кеннеди так сосредоточился на Вандердайке, что мне пришлось повторить слова инспектора. Не поднимая головы, Крейг сказал:
– Да ладно, его можно глотать. Странно, но этот яд не приносит особого вреда, даже если проглотить его большое количество. Сомневаюсь, чтобы миссис Ролстон когда-нибудь раньше слышала о нем, разве что какие-то слухи. Иначе она бы поцарапала себе кожу вместо того, чтобы глотать.
Если раньше Крейг не обращал внимание на состояние Вандердайка, то теперь, когда признание было получено, ретиво взялся за работу. Он быстро положил Вандердайка навзничь на полу и достал устройство, которое я видел днем.
– Я к этому подготовился, – торопливо пояснил Кеннеди. – Это аппарат для искусственного дыхания. Нотт, накройте ему нос резиновой воронкой и пустите кислород из баллона. Вытащите у него изо рта язык, чтобы он не опустился, не перекрыл горло и не задушил его. Я поработаю с руками. Уолтер, сделайте из носового платка давящую повязку и перетяните мускулы его левой руки. Это не позволит яду из руки распространиться по всему телу. От этого яда есть только одно противоядие – искусственное дыхание.
Кеннеди энергично работал, выполняя те же движения, как и при спасении утопленника. Миссис Ролстон опустилась на колени рядом с Вандердайком, целуя ему руки и лоб и тихо плача.
– Скайлер, бедный мальчик, даже не знаю, как он ухитрился это сделать. Я весь день провела с ним. Мы ездили в машине, и когда проезжали по Уиллистону, он сказал, что на минутку остановится и пожелает Темплтону счастья. Я ничуть не удивилась этому, потому что он больше не сердился на Лору Уэйнрайт, а Темплтон, выступая в тяжбе против нас, всего лишь выполнял свои обязанности адвоката. Я простила Джона за то, что он оказался на стороне обвинения, а вот Скайлер, как оказалось, нет. О мой бедный мальчик, зачем ты это сделал? Мы могли бы куда-нибудь уехать и начать все сначала… Это было бы не впервые.
Наконец, ресницы у Вандердайка дрогнули, и он пару раз самостоятельно сделал вдох. Похоже, он осознал, где находится. Собрав все силы, он поднял руку, медленно провел ею по лицу и в изнеможении снова откинулся на спину.
И на этот раз все же ускользнул от правосудия. Царапину на лице нельзя было перекрыть давящей повязкой. Глаза у него потухли, он все еще слышал и понимал, но двигаться и говорить уже не мог. Жизнь медленно уходила из его конечностей, его лица, его груди и, наконец, его глаз. Вряд ли можно представить, какие страшные муки испытывал его разум, когда ощущал, как один за другим отмирают все органы его тела, которое в расцвете сил постепенно превращается в труп.
Я в отчаянии смотрел на царапину у него на лице.
– Как ему удалось это сделать? – спросил я.
Крейг осторожно снял у покойника с пальца перстень с лазуритом и внимательно его осмотрел. Возле голубого камня он обнаружил отверстие со спрятанной там иглой для инъекций. Она выдвигалась с помощью пружины и соединялась с небольшим хранилищем внутри перстня. Таким образом, убийца мог произвести смертельный укол, обмениваясь с жертвой рукопожатием.
У меня мороз пробежал по коже. Ведь и мою руку однажды сжимала рука с отравленным перстнем, который отправил Темплтона и его невесту, а теперь и самого Вандердайка на тот свет.
Перевод с английского: Михаил Максаков
Амброз БИРС
МОЙ СОБСТВЕННЫЙ ПРИЗРАК
Случай, о котором я хочу поведать, произошел лично со мной. И хотя мне уже доводилось рассказывать об этих событиях раза три или четыре, не думаю, что слишком их приукрасил. Но, когда история передается из уст в уста, это происходит неизбежно. Потому я и решил изложить все в печатном виде – так сказать, зафиксировать истину, прежде чем молва извратит то, что было на самом деле. Неоднократно мне приходилось наблюдать – происходило это со мной или с другими людьми, – как подводят нас наши собственные чувства: например, то, что мы только видели, вдруг дополнительно обретает еще и звук, а пережитое сильное волнение рождает тактильные ощущения, которых, казалось, быть не могло. Хотя события, о которых пойдет речь, вызвали у меня сильные переживания, льщу себя надеждой, что мне поверят.