Бесѣда шла чрезвычайно гладко до того момента, когда русскій писатель повернулъ ее въ сторону нѣкотораго вопроса, — того самаго, какой моя обязательная соотечественница считаетъ самымъ подходящимъ «pour avoir une contenance». Тутъ сейчасъ же я зачуялъ не высшаго сановника римской куріи, а католика той славянской расы, для которой рознь религіи до сихъ поръ сливается съ національно-политической враждебностью.
Говоря такъ, я знаю, что меня не заподозрятъ ни въ какой расовой нетерпимости. Польскому народу, лучшимъ его сторонамъ, я всегда сочувствовалъ и искренно желалъ бы видѣть поскорѣе другія времена, когда въ предѣлахъ нашего отечества два родственныхъ славянскихъ племени будутъ жить въ ладу. Но что же дѣлать! Такъ оно было. Въ кабинетѣ префекта Пропаганды не клеится такая бесѣда, которая весьма и весьма свободно потечетъ въ кабинетахъ другихъ эминенцій, такь же легко, какъ и въ томъ кабинетѣ, куда я входилъ уже мѣсяца три спустя и гдѣ глава всего католичества удостоилъ меня частной аудіенціи.
Разумѣется, я не сталъ настаивать и удовольствовался дипломатически-любезнымъ пріемомъ польскаго магната.
«Il faut choisir une contenance!»
Эта формула обязательной русской дамы навела меня въ Римѣ на вопросъ, который едва ли многіе мои соотечественники задавали себѣ.
Неужели только изъ «контепанса» позволительно вглядѣться попристальнѣе въ дѣло вѣры сотенъ милліоновъ своихъ ближнихъ? Мы всѣ, за ничтожными исключеніями, слишкомъ равнодушны къ нему. И я также, какъ и другіе русскіе долгіе годы и въ Россіи, и въ Италіи, и въ самомъ Римѣ, гдѣ жилъ раньше два раза, никогда не останавливался на такихъ темахъ.
Соединеніе церквей!… Довольно и того, что дьяконъ на обѣднѣ помолится объ этомъ; но это «до насъ не касается». И вотъ старецъ, живущій въ Ватиканѣ, пустилъ, нѣсколько лѣтъ назадъ, свою энциклику, обращенную ко всему христіанству; ее прочли всѢ грамотные и у насъ, ею взволновалась восточная церковь и черезъ годъ константинопольскій патріархъ (вскорѣ смѣщенный) отвѣчалъ на нее въ духѣ стародавней распри, повторяя всѣ общеизвѣстные доводы противъ главенства папы, не удостоивая его даже титула «святѣйшества», тогда какъ всѣ патріархи, вроиѣ іерусалимскаго, величаютъ себя «всесвятостью».
Не всѣ богословы, чтобы рѣшать безповоротно, кто правъ, кто виноватъ въ этомъ дѣлѣ. Но мнѣ кажется, всякій развитой человѣкъ, кому дорога, первѣе всего, свобода совѣсти, можетъ, не желая нисколько для самого себя подчиненія главенству римскаго первосвященника, — допускать, что въ дѣлѣ вѣры не должно быть никакихъ стѣсненій.
Сколько разъ во время моего житья въ Римѣ, я слышалъ такіе русскіе возгласы:
— Помилуйте! Развѣ тутъ дѣло въ истинѣ, въ несомнѣнности тѣхъ или иныхъ догматовъ? Тутъ только захватъ Рима, порабощеніе всего міра папѣ! Развѣ мыслимо такое плѣненіе для стомилліонаго русскаго народа?
Вопросъ, однако, не въ томъ, господа! Ни вы, ни сотни тысячъ и даже милліоновъ не пожелаютъ уніи, т.-е. признанія верховнаго главенства непогрѣшимаго папы. Не всѣ будутъ доказывать, что такое возсоединеніе (желательное имъ) необходимо, коли держаться истинной традиціи вселенской церкви. Но завелись уже несомнѣнно русскіе, если не въ народѣ, то въ нашей интеллигенціи, которые склонны къ такой уніи. Сколько ихъ — это не существенно. Можетъ быть, десять человѣкъ, а можетъ и сто, и тысяча — мы съ вами проникать въ чужую душу не будемъ. Въ самомъ Римѣ, за исключеніемъ того священника, который былъ недавно лишенъ въ Россіи своего сана — я такихъ русскихъ не встрѣчалъ. Но они могутъ впослѣдствіи объявиться. И предположите, что образуется небольшая, на первыхъ порахъ, община православныхъ, признающихъ главенство римскаго епископа. Для Рима въ этомъ не будетъ ничего необычайнаго. Здѣсь живутъ служители чуть не цѣлыхъ десяти разноязычныхъ церквей по восточному обряду, вплоть до южнорусско-уніатской церкви. Такая община великороссовъ могла бы открыто и безпрепятственно отправлять въ Римѣ публичное богослуженіе въ какой угодно католической церкви и въ своей моленной, устроенной по греческому образцу, çъ иконостасомъ. Но по возвращеніи членовъ такой общины на родину, что ждетъ ихъ, и въ особенности тѣхъ, кто будетъ заподозрѣнъ въ совращеніи въ унію? Каждый знаетъ это.