Иди въ S. Maria Maggiore — тамъ на святкахъ вы видите, какъ изъ будочекъ-исповѣдаленъ протягиваются длинныя палки. Патеръ сидитъ и изъ нея ткнетъ кого-нибудь изъ проходящихъ, особенно тѣхъ, кто становится на колѣни. Это полная индульгенція на извѣстный срокъ.
Неужели г-жа Жервезе этого не видала, а если видѣла, то неужели такіе традиціи и пріемы спасенія души не разстраивали ея религіозныхъ настроеній?
Въ Римѣ вы не попадаете нигдѣ въ воздухъ горячей, беззавѣтной молитвы народной толпы, съ ея страданіями и немощами, какъ, наприм., гдѣ-нибудь у насъ, у Троицы, около раки угодника.
По крайней мѣрѣ мнѣ не приходилось находить въ Римѣ такихъ богомольцевъ. На парадныхъ службахъ бываетъ много народа; но это — гульбища, и рѣшительно вездѣ. Въ простые дни, когда служатъ тихія обѣдни, въ церкви обыкновенно нѣсколько человѣкъ или кучка у алтаря, гдѣ священникъ въ облаченіи. Такая обѣдня не дѣлаетъ прихожанина участникомъ литургіи, потому что она глухая. Изрѣдка въ нѣкоторыхъ службахъ есть обычай отвѣчать священнику въ униссонъ латинскія слова. Новообще католическая паства живетъ богослуженіемъ гораздо меньше, чѣмъ православная, гдѣ и обыкновенная обѣдня вся громко произносится и поется или протестантская, гдѣ толпа сама участвуетъ въ пѣніи молитвъ и псалмовъ.
Церковный бытъ латинства (и въ Римѣ болѣе, чѣмъ гдѣ-либо) гораздо менѣе строгъ, чѣмъ въ православіи и евангелизмѣ. Войдите въ любую церковь, въ праздникъ или будни, въ парадную службу или въ «messe basse», и вы сейчасъ почувствуете, какъ здѣсь все «вольготнѣе», по выраженію нашихъ простолюдиновъ. Приходятъ, разговариваютъ, садятся куда попало; спиной къ алтарямъ, приводятъ собакъ. Только въ Петрѣ видѣлъ я запрещеніе приводить собакъ, но во всѣ другія церкви имъ свободный ходъ.
Но въ этой «вольготности» заключается также и эластичность католицизма. Онъ снисходительнѣе, мягче, даетъ разрѣшеніе грѣхамъ сколько угодно, постъ — умѣренный, множество всякаго рода послабленій. Священники не только могутъ нюхать табакъ, но и курить; имъ разрѣшается ходить въ концерты въ сутанѣ, а въ театры въ партикулярномъ платьѣ. Свѣдущіе люди увѣряютъ, что ямъ даются индульгенціи и по части седьмой заповѣди.
Цѣлыхъ почти полгода присматривался я въ Римѣ къ клерикальному міру. Постоянно занимаясь и бесѣдуя съ приходскимъ священникомъ, я могу хоть и не въ видѣ окончательнаго приговора опредѣлить главныя черты «черной братіи».
Безбрачіе — дѣло рискованное, и за абсолютную чистоту католическихъ духовныхъ никто поручиться не можетъ. Сами патеры, въ разговорѣ на эту тему, скажутъ вамъ, что, наприм., въ Испаніи и Мексикѣ священники открыто живутъ съ подругами, и епископы и самъ папа это прекрасно знаютъ и смотрятъ на такіе правы снисходительно. А въ Бразиліи даже такъ повелось: деревня до тѣхъ поръ не пуститъ къ себѣ новаго священника, пока онъ не приведетъ съ собою конкубины.
Въ Римѣ, да и вообще въ Италіи, ничего подобнаго нѣтъ. По всему тому, что писалось о Римѣ въ прошломъ столѣтіи и раньше— нравы и высшаго и низшаго духовенства стали чище и строже. Обѣтъ безбрачія не даромъ введенъ такимъ умнымъ папой, какъ Гильдебрандтъ. Если у католическаго патера хоть капля вѣры и преданности церкви и ея главѣ, онъ въ силу этого безбрачія — въ десять разъ болѣе усердный слуга и той и другого. Его личныя потребности сводятся къ очень малому. Онъ все свое время можетъ отдавать паствѣ и, главное, работать надъ majorem ecclesiae gloriam. Судя по тѣмъ образчикамъ римскаго духовенства, съ какимъ я водился — они гораздо болѣе, чѣмъ въ восточной церкви, входятъ въ жизнь общества, вліяютъ на воспитаніе, на семейный бытъ и не представляютъ собою замкнутой касты. Всѣ они по необходимости— дѣти прихожанъ, а не людъ духовнаго званія. Нѣтъ пропасти между бѣлымъ и чернымъ духовенствомъ. Епископомъ и папой можетъ сдѣлаться только бывшій священникъ, а не монахъ. Іезуитъ не попадетъ никогда въ епископы, пока онъ завѣдомый членъ ордена. Ихъ честолюбіе — крупнѣе размѣромъ, потому что Римъ дѣйствительно правитъ доброю половиной всего христіанства. Не только въ монсиньорѣ, дѣлающемъ карьеру, и въ простомъ священникѣ вы находите человѣка, гораздо ближе стоящаго къ вамъ по своему умственному развитію, вкусамъ, привычкамъ, языку, понятіямъ.
Занимаясь съ моимъ аббатикомъ, я приглядывался къ нему и спрашивалъ себя: къ кому можно его приравнять у насъ, не то, что уже въ провинціи, а въ столицахъ? Ни къ какому духовному, хотя бы тотъ былъ и ученый «магистръ». Это молодой человѣкъ, прекрасно воспитанный, чрезвычайно живой и любознательный, безъ малѣйшаго фанатизма, интересующійся всѣми общественными вопросами, литературно-начитанный, свободно говорящій о всѣхъ вопросахъ религіи, іерархіи, порядкахъ своей церкви, безъ малѣйшей забитости или подобострастности. И такихъ, вѣроятно, не пять, не десять, а сотни и въ Римѣ, и внѣ его.