«Окситоцин фундаментально участвует в физиологическом процессе становления материнства», – объяснила мне Робинсон. Он действует как гладкомышечный контрактор, который у млекопитающих стимулирует матку к появлению на свет потомства – отсюда и его название, на греческом означающее «быстрое рождение». Также этот гормон стимулирует соски для выработки молока. Физический процесс родов стимулируется окситоцином в кровотоке, но растяжение шейки матки и влагалища во время самого процесса родов вызывает мощный выброс окситоцина в мозг. Полученный в результате восхитительный коктейль из натуральных опиатов гарантирует, что молодая мать будет настроена на связь с новорожденным, как только он появится на свет. Акт сосания молока наполнит ее мозг еще бóльшим количеством окситоцина, так что она становится зависимой от ухода за своим отпрыском.
«Окситоцин влияет на поведение, но он также влияет и на другие физиологические действия, и без обеих половин этого уравнения нельзя стать матерью, – объяснила Робинсон. – И эта ключевая связь так меня интересует, потому что она подчеркивает, что ничего не развивается по отдельности».
Поток окситоцина перестраивает мозг матери, настраивая его на крики, запахи и вид ее потомства. Это, по-видимому, делает социальную информацию более заметной, связывая области мозга, участвующие в ее обработке, будь то внешний вид, звуки или запахи, с системой вознаграждения дофамином. Поэтому когда малыш в сотый раз заплачет, мать будет мотивирована отреагировать введением еще большего количества натуральных опиатов.
«Мы думаем, что окситоцин матери – один из немногих гормонов позитивного подкрепления. Чем больше окситоцина у нее появляется, скажем, при выделении молока, тем больший выброс окситоцина это вызывает», – сказала мне Робинсон.
Кормящие матери, безусловно, опьянены окситоцином, что может объяснить их героический уровень самопожертвования. Матери могут быть бесстрашными, когда дело доходит до защиты потомства: как гласит старая пословица – «Никогда не становись между матерью-медведицей и ее детенышами». Эта повышенная свирепость присуща только кормящим матерям, и так называемый «гормон объятий» вовлечен в их превращение из Джекила в Хайда. Считается, что окситоцин уменьшает беспокойство и страх, помогая матери справиться с родительским стрессом и побуждая ее доблестно защищать свое потомство от любой потенциальной угрозы.
Сильная материнская связь необходима длинномордым тюленям, поскольку их детеныши полностью зависят от своей матери в плане питания. У обыкновенных тюленей самая короткая лактация и самое жирное молоко из всех млекопитающих. Детенышей длинномордого тюленя отнимают от груди всего через восемнадцать дней на молоке жирностью в 60 %. В течение этого времени мать не может вернуться в море, чтобы поесть, поэтому она теряет до 40 % веса своего тела. Бельки тем временем увеличиваются в размерах втрое.
«Они превращаются из этих суперкрошечных худых комочков в огромные круглые жировые шарики, – сказала мне Робинсон. – Я видела, как отлученные от груди бельки катятся с холмов и не могут остановиться, потому что их ласты не достают до земли».
«Отлученные от груди» ждут до месяца, прежде чем покинуть остров, чтобы встретиться лицом к лицу с жизнью в море. И это неудивительно. Это самая опасная фаза их жизни, когда большинство из них погибнет. Молодые тюлени должны научиться охотиться и добывать себе пропитание. Это непростая задача, сопровождаемая большим количеством проб и ошибок. Самые толстые бельки имеют наибольшие шансы на выживание, поэтому очень важно, чтобы их матери оставались рядом и хорошо ухаживали за ними в течение короткого периода лактации.