— Не совсем... но она думает, что навязывается тебе.
— Это не так, Клаудия. Уверяю тебя. Мне очень нравится твоя мама, и, как я тебе и говорил, я не избегаю ее, а занят работой.
— Она тебе нравится? — Ее глаза расширяются, и улыбка растягивается по ее лицу. Черт! Неужели я попал в ловушку?
— Эм... Конечно, она мне нравится. — Что еще я могу сказать десятилетнему ребенку?
— Да, я так и знала! Знаешь, маме ты тоже нравишься. Я думаю, она была грустной, потому что думала, что она тебе не нравится. — Она вскакивает со своего места. — Я должна ей сказать.
— По... подожди. — Я опоздал на секунду, так как она уже выбежала.
Черт!
Это именно то, что мне было нужно. Я горестно качаю головой при этой мысли.
Она мне нравится, вот в чем дело. И она нравится мне слишком сильно, чтобы сблизиться с ней. Наша договоренность должна оставаться такой, какая она есть. Я должен быть как можно дальше от нее.
Видя, в каком направлении движутся мои мысли, я отвлекаюсь, снова просматривая документы. Остановленный груз обошелся нам в два с лишним миллиона долларов. После нападения я отложил другие поставки, чтобы найти альтернативный маршрут. Это еще хуже, потому что мы до сих пор не знаем наверняка, кто стоял за нападением - ирландцы или другие организации. Чем больше мне приходится смотреть на цифры, тем больше расстраиваюсь. Я достаю телефон и набираю номер Влада, надеясь, что у него есть дополнительная информация о нападении.
Гудок звучит дважды, прежде чем я слышу его.
— Я вижу, что супружеское счастье — это не все, о чем говорят, не так ли? — спрашивает он с иронией, и у меня возникает желание закатить глаза.
— Ты слышал что-нибудь о нападении?
— Нет. Я должен отдать им должное, кем бы они ни были. Они стерли свои следы. Со стороны это выглядит как нападение ирландцев...
— Но?
— Но это не подходит. С тех пор Куинна видели по всему Нью-Йорку. Можно подумать, что после объявления войны он будет более осторожен в том, где показывается.
— Мне кажется, ты забываешь, что этот парень — машина. Может быть, он просто слишком самоуверен?
— Нет, — Влад делает паузу, — он вырос в этом стиле жизни. Куинн точно знает, что это влечет за собой. Особенно он знает, когда нужно отступить.
— Так что ты хочешь сказать? — спрашиваю я, с любопытством пытаясь понять, к чему клонит Влад.
— У меня есть две рабочие гипотезы. Либо его отец работает сам по себе, учитывая, что он скрывается с момента нападения на Агости, либо...
— Либо это подстава, — говорю я.
— Да. Чтобы заставить нас переключить внимание на ирландцев. Честно говоря, на данный момент мы не можем сбрасывать со счетов ни один вариант.
— Но кто от этого выиграет? Я имею в виду, конечно, многие выиграют от тотальной войны.
— Если бы Хименес был жив, я бы сказал, что это его почерк. Но сейчас... Мне нужно больше информации для этого. Я пытаюсь связаться с Куинном, то есть без кровопролития. Я дам тебе знать, что из этого выйдет.
Я уже собираюсь ответить, когда дверь кабинета распахивается, и в него врывается запаниковавшая Каталина.
— Что... — начинаю я, опуская трубку.
— Это Сиси. Что-то случилось в монастыре. — Ее слова слишком торопливы, поэтому я поднимаю руку, чтобы остановить ее.
— Помедленнее, Каталина. Что случилось?
— Убийство, — говорит она, ее глаза расширены от ужаса. — Кто-то убил монахиню в часовне... — Она трясет головой, как бы отгоняя мысленный образ.
— Хорошо, значит, монахиня была убита. Какое отношение это имеет к нам?
— Сиси сказала... — она прервалась, ее губы дрожат: — У нее на лбу была вырезана буква С...
— Когда? — Я пытаюсь взять себя в руки. Так много вопросов проносится у меня в голове. Почему? Кто мог это сделать? Все ли в порядке с Ассизи?
— Они только что обнаружили ее, — говорит Каталина, и я резко встаю.
— Ты слышал это? — Я снова подношу телефон к уху, и Влад усмехается.
— Слишком много убийств в таком святом месте, не находишь?
— У меня нет на это времени, Влад, — говорю я и собираюсь повесить трубку, но он отвечает.
— Встретимся там. — Линия обрывается. Типичный Влад.
— Не волнуйся. Я еду туда прямо сейчас. — Я снова обращаю свое внимание на Каталину пытаясь убедить ее.
— Я тоже еду. — Она смотрит мне прямо в глаза, провоцируя меня отказать ей.
— Каталина...
— Я еду! — она снова говорит, на этот раз с большей убежденностью. — Сиси — моя подруга. И если кто-то пострадает из-за меня... — Она прерывается, и я вижу страдание на ее лице.
Я вздыхаю и неохотно киваю.