Я отвлекаюсь от своих размышлений и сосредотачиваюсь на поставленной задаче.
Внутри я делаю несколько шагов, но резко останавливаюсь.
Часовня выполнена в готическом архитектурном стиле, а у алтаря стоит внушительная рельефная скульптура высотой до потолка. В центре скульптуры изображена сцена распятия Иисуса. Высокий свод позволяет разместить фигуры почти в натуральную величину. Вокруг Иисуса скорбящие, как земляне, так и небесные существа. По крайней мере, я предполагаю, что именно так выглядел бы алтарь в любой другой день. Вся стена окрашена кровью, некоторые участки измазаны отпечатками детских рук.
Тело монахини было помещено в центре, поверх фигуры Иисуса. Убийца раскинул ее руки в стороны, чтобы имитировать положение распятия, а ее ноги были связаны веревкой. Она все еще одета в свою привычную одежду, но ткань была разорвана посередине, фактически обнажая ее перед всем миром. На ее белой кофточке повсюду брызги крови.
На лбу у нее большая буква «Х», вырезанная, похоже, гвоздем. Возможно, даже одним из гвоздей, которыми она сейчас прикреплена к стене. Ее рот полуоткрыт, язык отрезан. Я плохо вижу с такого расстояния, но мне вдруг стало любопытно, остались ли у нее зубы.
Я подхожу ближе.
Все туловище монахини было разрезано, органы извлечены. Вместо этого они были положены на алтарный стол в качестве подношений. Сердце было положено на серебряную тарелку. Справа на кресте среднего размера лежали кишки, обернутые вокруг углублений в виде змеи. Далее лежали легкие, разрезанные на мелкие кусочки, рядом с чашей, наполненной красной жидкостью — кровью. Я задаюсь вопросом, должно ли это имитировать Евхаристию.
Я слышу позади себя вздох. Каталина подносит руку ко рту, глядя в недоумении на сцену перед собой.
— Кто мог сделать это...? — шепчет она.
Ассизи изучает форму монахини, ее взгляд устремлен на впадину в ее грудной клетке.
Влад стоит в нескольких шагах позади нас, держась на достаточном расстоянии. Я вижу, что он изо всех сил старается не смотреть на кровь.
Зачем он вообще пришел?
— Это очень похоже на то, что случилось с отцом Гуэрра, —комментирует Ассизи, указывая на тело. — Его внутренности также были повреждены. Ну, не так, но очень похоже.
— Но кто мог это сделать? Мы до сих пор не знаем, кто выкопал отца Гуэрра и поместил его в график... — Каталина покачала головой. — И зачем? — она подходит ближе. — Почему «С»? — Каталина сосредотачивается на лице монахини, когда Ассизи сужает глаза.
— Подожди... — Она идет к алтарю и останавливается прямо перед телом.
— Ассизи, что ты делаешь? — спрашиваю я.
— Мне кажется, я видела, как там что-то блеснуло... — Она хмурится и смотрит ближе, почти засовывая голову внутрь живота монахини.
— Ассизи, — повторяю я, и слышу чей-то стон.
Влад.
Ассизи поднимает руку и кладет ее внутрь тела, сморщив нос, как будто что-то ищет.
— Ради Бога, Сиси! — глаза Каталины расширяются. — Что ты делаешь? — Она пытается подойти ближе к моей сестре, но я поднимаю руку, чтобы остановить ее.
— Ассизи?
— Проклятие! — говорит она, поднимая руку, в кулаке у нее что-то есть. Она следует по кругу, пока не встает над алтарным столом. Она разжимает кулак, и куча окровавленных зубов выпадает на скатерть.
— Что...? — ясмотрю на зубы с ужасом в глазах, и тут появляется С. Я поворачиваюсь к Владу, и вижу, что он думает о том же.
Он достает носовой платок и промачивает им лоб, прежде чем выйти вперед.
— Интересный поворот событий. Не так ли, Марчелло? — он слегка наклоняется, чтобы посмотреть на зубы, а затем с отвращением отворачивает лицо. Ассизи закатывает на это глаза и возвращается к телу.
— Есть что-то еще. Я не могла понять это раньше. — Она снова вставляет руку и копается в содержимом желудка монахини.
Забавно, что Влад смотрит на нее с полу-благоговением, полу-отвращением.
— Вот! — восклицает Ассизи и достает скомканный кусок материала.
Она кладет его на стол, и мы все собираемся вокруг, чтобы рассмотреть его.
— Это пергамент... возможно, из человеческой кожи, —комментирует Влад, беря нож и разворачивает его, чтобы лучше рассмотреть. На нем что-то написано, и Влад неохотно использует свой платок, чтобы стереть с него кровь.
— Расплата за грехи других, — читаю я вслух, и Каталина задыхается.
— Это из-за меня, не так ли? Кто бы это ни делал, это из-за того, что я сделала... — По ее щеке течет слеза, и мне хочется просто поднять руку и вытереть ее.
— Каталина, — говорю я, пытаясь придумать, как сказать ей, что, возможно, им нужна не она, а я.