Я двигаюсь против своих границ и стону в агонии.
Когда же это закончится?
Потом кто-то оказывается рядом со мной, гладит меня по волосам и предлагает что-то выпить. Я едва могу разглядеть фигуру, но в его глазах мерцает янтарь. Мне так хочется пить, что я пью с жадностью, хотя из-за моего положения жидкость с трудом проходит через горло, много ее проливается мне на лицо и на волосы.
Я резко выдыхаю, почти задыхаясь.
Я дважды моргаю, мое зрение затуманивается. Как будто все движется вместе со мной.
Что они мне дали?
Я смутно осознаю, что кто-то развязывает мои путы, а затем стаскивает меня наполовину со стола. Платье, которое было на мне, внезапно поднимается на бедра, и кто-то трогает меня там.
Я едва могу двигаться, мое тело слишком вялое.
Я даже не сопротивляюсь, когда в мое тело вторгаются. Даже в своем затуманенном сознании я чувствую боль от того, что меня разрывают пополам. Она острая, такая острая. Мои глаза жжет от непролитых слез, рот открывается для крика, который никак не может вырваться.
Потом все прекращается.
Я почти вздыхаю от облегчения. Но надеяться еще рано.
Холодный металл ударяет меня под подбородок. Я пытаюсь разобрать, что происходит вокруг, но металл продолжает угрожающе вгрызаться в мою плоть.
Неужели я умру?
Они собираются застрелить меня. Вот и все. Внутри у меня буря, но снаружи я не могу пошевелить даже пальцем.
Пистолет остается на месте, приклеенный ко мне.
Затем боль возобновляется.
Входит и выходит.
Я вскакиваю с кровати, тяжело дыша, похлопываю себя по спине, чтобы убедиться, что со мной все в порядке.
Это был всего лишь кошмар... тот самый кошмар, который снится мне с той ночи. Мои глаза затуманены от слез. Я думала, что прошла через это... Я думала, что наконец-то оставила это позади.
— Лина? — спросил Марчелло, приподнявшись на кровати. — Что случилось?
— Ничего. — Я качаю головой и пытаюсь успокаивающе улыбнуться. Он хмурится, не совсем понимая мое объяснение. Его рука тянется к моей шее, чувствуя влагу, прилипшую к коже.
— Лина, что случилось? — он притягивает меня ближе к себе, его руки обхватывают меня.
— Мне приснилась та ночь, — шепчу я. Марчелло застывает рядом со мной.
— Ты хочешь поговорить об этом? — он проводит губами по моему лбу.
— Я мало что помню. Все в тумане. У меня есть некоторые воспоминания и... боль. — Я вздрагиваю, вспоминая это. Марчелло не спрашивает дальше, и я прижимаюсь к нему ближе, чувствуя себя сразу более спокойно.
Я ценю то, что он никогда не спрашивал меня о том, что произошло, или об отце Клаудии. Энцо, должно быть, рассказал ему краткую версию, и он был достаточно любезен, чтобы не поднимать эту тему. Он ни разу не пристыдил меня за это.
— Теперь ты в безопасности. Я буду оберегать тебя, обещаю тебе. — Искренность в его голосе вызывает дрожь по позвоночнику.
Я поворачиваю голову и целую его, желая забыть обо всем. Он, должно быть, чувствует, что во мне что-то изменилось, потому что кладет меня на спину и накрывает своим телом.
— Сделай меня своей. — Я открываюсь ему, побуждая его к действию.
— Ты — моя Лина. — Его рука ласкает мое лицо, его глаза смотрят на меня с интенсивностью, которая почти пугает меня. — Ты всегда будешь моей.
— И ты правда думаешь, что Сиси пойдет на это? — я хмурюсь и начинаю вышагивать. Марчелло неожиданно позвонил Бенедикто и пригласил к себе.
— У меня был короткий разговор с ней, и я объяснил, что нам нужно следить за Гуэрро, чтобы выяснить, не имеют ли они отношения к убийству монахини. Она был не слишком против и сказала, что будет вести себя как можно лучше.
— Ты также предупредил ее об их сыне?
— Я сказал ей, чтобы она была добра к нему, — сказал Марчелло и подошел к ней, чтобы надеть галстук.
— Я все еще беспокоюсь. Я не хочу, чтобы Клаудия была рядом, когда они приедут.
— Согласен. Посмотрим, сможет ли миссис Эванс остаться еще на некоторое время.
— Сеньор Ластра, сеньор Гуэрро и его семья здесь. —Стучит Амелия, чтобы объявить.
Марчелло кивает и протягивает мне руку.
В гостиной мы приветствуем гостей, и я неловко наблюдаю за тем, как мы пытаемся завязать разговор. Темы очень обыденные, но я не могу не чувствовать себя не в своей тарелке. Единственное, о чем я могу думать, это о пальце, который я нашла в супе, и об угрозах... присутствие этих людей в моем доме, по меньшей мере, немного тревожит.