Мэддок опустился на колени у потревоженного пятачка и, отчасти рассеянно, отчасти из любопытства, сам начал просеивать песок сквозь пальцы. Внезапно он нащупал что-то твердое и гладкое - камень?
Он поднял находку. Та была чем угодно, только не камнем, но налипший влажный песок не давал определить, что это. Поднявшись на ноги, Маддокс оттер ее носовым платком и увидел перед собой шкатулочку в три-четыре дюйма длиной, покрытую чем-то вроде грубой резьбы. Когда он перевернул ящичек, тот открылся в руках. Внутри лежало что-то вроде свернутого куска кожи, но вместе с тем не похожее на него, поскольку хрустело, как бумага.
Маддокс огляделся, проверяя, не возвращается ли фигура, которая то ли закопала, то ли разыскивала этот предмет - он точно не знал, чем та занималась. Вокруг не было ничего, кроме вереска и чахлых кустов дрока, черными силуэтами вычерченных на фоне серого неба. Ночную тишину нарушали только дыхание ветра да тихий плеск уже близкого прилива. Не устояв перед любопытством, Маддокс опустил шкатулку в карман и направил стопы к дому.
Скромный ужин из супа, хлеба и сыра уже поджидал на столе, и Маддокс успел только переобуться и помыть руки, но после еды, сев по одну сторону широкого очага, в противоположном конце которого безмятежно попыхивал трубочкой кюре, он нащупал в кармане коробочку и заговорил о своем странном приключении.
Не встретив в священнике должного восторга, Маддокс почувствовал себя разочарованным.
- Нет, - отвечал отец Ветье, - среди всей моей обширной паствы нет ни одной женщины, способной на столь странный поступок. Да и монастырей в округе нет, а если бы и были, то не позволяли бы своим братьям подобные выходки.
По правде говоря, священник воспринял рассказ с определенной толикой недоверия, и в конце концов Маддокс в сердцах вынул шкатулку и хлопнул ею о стол.
При лучшем освещении та оказалась еще необычнее. Для начала, она была очень тяжелой и твердой - будто свинцовая, только из намного более прочного металла. Странные резные фигуры напоминали руны, и Маддоксу вспомнилось, что порой в Бретани находили предметы из доисторических времен. Кровь в его жилах побежала быстрее. Хоть и не антиквар, он сознавал, что находка может представлять огромную ценность.
Маддокс открыл шкатулку. Внутри действительно была кожа: тщательно скрученный в трубочку пергамент. Конечно, вряд ли он мог относиться к доисторическим временам, и все же Маддокс заинтересовался. Разгладив манускрипт, он, запинаясь, начал читать неразборчивый почерк. Странная латынь давалась до того тяжело, что Маддокс лишь произносил разрозненные слова, не вникая в их суть. Внезапно отец Ветье прервал его испуганным криком и даже попытался выхватить пергамент из рук.
Маддокс в потрясении вскинул взгляд. Низенький священник побелел как полотно и взирал на своего гостя в таком ужасе, словно тот заставил его выслушать богохульства самого непотребного свойства.
- Господи, mon pеre{3}, что с вами? - удивленно осведомился Маддокс.- Не следовало читать это вот так, - выдохнул коротышка-кюре. - Зря вы забрали этот пергамент. Он большое зло.
- Почему? О чем тут написано? Я не переводил.
На щеки священника вернулось немного красок, но полностью он в себя еще не пришел.
- То было заклинание, - оглянувшись, прошептал он. - Вам попала в руки страшная вещь. Она призывает... того самого.
Глаза Маддокса вспыхнули интересом.
- Да ну! Что, правда? - Он развернул манускрипт снова.
Священник вскочил на ноги.
- Нет, месье, молю вас! Не надо! Вы не понимаете...
Кюре пришел в такое волнение, что Маддокс ощутил укол вины. В конце концов он видел от коротышки одну доброту, и раз тот так воспринял находку... И все же Маддокс словил себя на мысли, что церковь напрасно раздает места приходских священников темным крестьянам. Право, у нее хватало суеверий и без замшелых сельских заклятий. С легкой досадой Маддокс вернул пергамент на место. Он прекрасно понимал, что стоит кюре заполучить его в руки, уничтожит без зазрения совести вместе со шкатулкой.
Тот вечер прошел менее приятно, чем обычно. Маддокса злило вопиющее невежество собеседника, а всегда спокойный отец Ветье не походил на самого себя. Он стал нервным, даже напуганным, а когда его кот запрыгнул на спинку кресла и молча потерся головой о хозяйское ухо, прямо-таки взвился и торопливо осенил себя крестным знамением. Время тянулось бесконечно. Наконец Маддокс не выдержал и предложил разойтись по кроватям. Сквозь тонкие стены спальни - просто оштукатуренная дранка - еще долго было слышно, как отец Ветье шептал молитвы и перебирал четки.