- Предатель! Это ты привел персов к нам в тыл!
Вятич хотел было объяснить, что это ошибка, на самом деле он султан при дворе Людовика Четырнадцатого, но язык отказывался повиноваться...
Рука дрожала, когда он открывал дверь своей квартиры. Итак, уволили. Основание: разглашение секретной информации. "Чушь какая! Писали же, что историки установили мою, Эфиальта, невиновность! Но разве этим твердолобым спартанцам что-нибудь объяснишь?" Едва султан вошел в дом, за спиной послышалось:
- Гражданин Лопухов! Можно вас на минуточку?
Это был участковый, майор милиции Кузяков, он же Ахмед, один из самых храбрых янычаров при дворе султана. Выглядел он смущенным.
- Не знаю, как сказать... Тут вот заявление на вас - от гражданки Викторовой Елены Алексеевны. Что якобы вы ее... Это самое... Очень давно, за границей... Без обоюдного согласия. А перед этим купили на невольничьем рынке.
- Ахмед! Неужели ты не помнишь, как она к нам попала?
В глазах участкового мелькнул суеверный страх, янычар попятился и бросился вниз по лестнице. Эфиальт проводил его тоскливым взором.
"Дорогой друг! Неделю назад Вы получили от нас таблетку, позволяющую восстановить память о былых реинкарнациях. К сожалению, произошла ошибка: вместо препарата, возвращающего память на неделю, мы прислали тот, который действует бессрочно. Если хотите ликвидировать ненужные сведения, мы готовы предоставить Вам препарат, подавляющий память о прошлых воплощениях. Стоимость упаковки таблеток - пятьсот тысяч рублей".
Султан тихо заскулил и поплелся к телефону - одалживать деньги у персидского царя Ксеркса.
Переводы
Мэри де Морган
Игрушечная принцесса
Более тысячи лет назад в одной стране на совершенно другом конце света люди от переизбытка вежливости почти перестали разговаривать друг с другом. Всё общение сводилось к скупому набору фраз вроде "Совершенно верно", "Да, конечно", "Спасибо" и "Пожалуйста". Выскажи кто-нибудь, что ему нравится или не нравится, любо или ненавистно, дарит счастье или ввергает в отчаяние, это сочли бы проявлением непростительной грубости. Никто никогда не смеялся вслух, а если у кого-то на глазах замечали слёзы, человек тут же становился изгоем.
Король тех земель женился на принцессе из страны по соседству, прекрасной и доброй девушке, но выросшей среди совершенно других людей. В счастье они смеялись и болтали, были шумными и весёлыми, а в горе плакали и причитали. Собственно, они не привыкли таить чувств, и принцесса ничуть не отличалась от соотечественников.
Посему, перебравшись в новый дом, она совсем не понимала подданных, которые почему-то не поприветствовал её прибытие криками и вообще вели себя холодно и отстранённо. Позднее, осознав, что этот сдержанный, молчаливый народ никогда не изменится, она впала в уныние и начала чахнуть от тоски по родине.
Бедняжка таяла день ото дня. Вежливость не позволяла придворным заметить, как болезненно выглядит юная королева, но та знала без их слов и верила, что смертный час её близок.
Здесь надобно сказать, что у девушки была фея-крёстная по имени Тэберет, всегда относившаяся к ней с добротой. Королева горячо любила крёстную и, понимая, что скоро умрёт, послала за ней. Когда та прибыла, у них состоялся долгий разговор наедине.
Никто не знает, в чём он заключался, но вскоре королева умерла, оставив по себе малютку-принцессу. Бесспорно, придворные сожалели о кончине бедняжки, хоть и считали слишком невежливым выказывать скорбь. Несмотря на пышные похороны и траур при дворе, жизнь в стране особо не изменилась.
Малышку при крещении нарекли Урсулой и передали на попечение нескольких придворных дам. Бедная крошка принцесса! Она так плакала, не унять. Высокородные няньки пришли в ужас и заявили, что уже давно не слышали столь отвратительных звуков, но, поскольку девочке было всего два года, она продолжала плакать, когда замёрзла или голодна, и гулить, когда довольна.
Позднее, начав сознавать, на что сетуют няньки, упрекая её холодным, вежливым тоном, она стала намного тише.
Принцесса была очаровательной крошкой с круглым личиком и огромными голубыми глазами, искрившимися весёлым блеском. Однако, чем старше она становилась, тем больше потухал в них этот огонь, а её пухлое личико худело и бледнело. Ей не дозволяли общаться с другими детьми, чтобы она не набралась дурных манер, игрушек у неё тоже не было. Большую часть свободного времени она проводила, глядя на птиц в голубом небе за окном, и порой, когда няньки не слышали, печально вздыхала.