– Ты же не хочешь, чтобы я был горбат, правда? – говорил он жене.
Но теперь-то стало понятно, что осанка тут ни при чем. Все дело в том овраге. В мягких гниющих телах, в огне, облизывающим податливую плоть… Вот почему ему не нравилось жареное мясо! Даже запах жарящихся котлет вызывал тошноту…
Он вспомнил человека, которого долгие годы называл отцом, которого даже старался любить. Он помнил его черную элегантную форму – это разрабатывал сам Хуго Босс! Элитная форма для элитных людей, для настоящих арийцев. Не то что мешковатая форма того, другого, черноволосого и кареглазого, который подбрасывал маленького Меира под потолок и ловил надежными добрыми руками.
Он вспомнил ту, которая много лет считалась его матерью. Ее блестящие светлые волосы, причесанные всегда аккуратно – волосок к волоску, золотые кольца на тонких артистических пальцах… Настоящая арийка, не подкопаешься. В ее глазах никогда не было виноватой грусти, что частенько проскальзывала у той, другой, с пепельными пушистыми волосами, у той, что любила букеты из полевых цветов и всегда ставила их на стол в круглую бордовую вазу…
Лаубе закричал, запрокидывая голову, широко раскрывая тонкогубый рот. На шее его натянулись жилы, и в сердце стучала пронзительная острая боль.
Вся жизнь, вся жизнь была ложью. Настоящий ариец… Лаубе расхохотался, и в этом смехе не было ни грана веселья, лишь темный ужас и разочарование от впустую прошедших лет.
Жара накрыла его с головой, укутала, как душное одеяло, не давала вздохнуть. Жара липла к дряблой от старости коже, шевелила острые стрелки брюк, забиралась под тонкую светлую рубашку. Жара была повсюду, и спасения больше не было. Никто не поставит маленького Меира за спину, не толкнет в овраг, стараясь закрыть его от пуль. Никто не пообещает найти его. Никто не найдет. Он потерялся навсегда.
Он выглянул в окно. Алевтина Петровна шла по улице, колыхаясь, как тесто в квашне, потревоженное неосторожной и неумелой рукой. Меир помнил, что из-за нее плакала мама, а на следующий день они оказались в гетто. Она донесла, эта Алевтина Петровна, донесла, надеясь забрать золото, которое, как она думала, хранилось в старом массивном буфете. Глупая, глупая баба. В этом буфете были только кастрюли и тарелки, а золота не было вовсе.
– Я никогда не буду играть с ее детьми, – сказал Меир. Губы его кривились.
Алевтина Петровна подняла голову.
– Аааааа! Смотрите все, извращенец ищет новую жертву! – завопила она голосом фрау Майер. – Только попробуй еще раз заговорить с моей дочерью! Я тебя в полицию сдам!
А кто такая фрау Майер? Меир не знал никакой фрау Майер. Но зато он видел Алевтину Петровну. Дрянь, жадную дрянь, из-за которой погибла его мать.
Сухо щелкнул затвор охотничьего штуцера, остроголовые патроны маслянисто чавкнули, проталкиваясь в казенник. Меир тщательно прицелился и плавно нажал на курок. Он помнил, что был какой-то мужчина в черной форме офицера СС, который учил его стрелять. Что ж, сейчас эти уроки потребовались…
Когда полицейские ворвались в квартиру бывшего университетского профессора истории, он улыбнулся им медленно и печально, и в глазах его скользнуло виноватое и какое-то просящее выражение. Если бы полицейские когда-нибудь видели женщину с пепельными волосами, расстрелянную в далеком сорок третьем где-то в полузабытой Белоруссии, они бы узнали это выражение. Но все полицейские были молоды и ничего не знали про расстрелы над оврагами. Да и какое дело им, немцам, до множества белорусских оврагов, наполненных трупами? И какая им разница, чьи трупы лежат в этих оврагах: евреев, русских, белорусов, кого-то еще… Лишь бы не немецкие!
Тем более, что сейчас трупы усеивали мирную немецкую улицу. Похоже, этот старый профессор попросту сошел с ума от жары. Такое бывает. Жара странно действует на людей.
– Положите штуцер, фон Лаубе, – обратился один из полицейских к старику. – Положите штуцер. Мы гарантируем вам жизнь.
Старик продолжал улыбаться странной виноватой улыбкой.
– Знаете, а ведь папа Дитрих меня даже любил, – признался он негромким, почти что шепчущим голосом, и полицейским пришлось вслушиваться в его медленную речь. – Да-да, он был неплохим отцом, уж поверьте. Он катал меня на плечах, возил на рыбалку, играл со мной в футбол… Да-да, многие мальчишки мечтают о таком отце. Но скажите, чего стоило все это, если он, возможно, командовал теми… теми… кто стрелял над оврагом? Над тем самым оврагом…