Неужели он такой же и на вкус?! Как я могла в тебя влюбиться?! - пронеслось у меня в голове, и меня окатило то разочарование и безразличие, какое владело мной до того момента, пока я не подняла тот злосчастный воланчик. А что, если я откажусь, и он набросится на меня? - была следующая мысль, ведь элемент кожи он отрезал ножом. И я ничего не успею сделать, не смогу спрятаться, он же Невидимка!
Не долго думая, я побежала прочь так быстро, как могла, как можно мягче вернув ему... Ту последнюю тонкую нить, что могла снова соединить нас.Он смотрел мне вслед, снова став невидимым; к его ноге подкатился воланчик, тот самый... Может, налетел ветер, а может, и юноша с силой отшвырнул его ногой - и наш потрёпанный молчаливый купидон полетел в море, тина и волны поглотили его; провожаемого взглядом уходящего Невидимки...
Almost full Moon (Почти полнолуние) (по одноимённой мелодии Enigma)
Белый свет струится вокруг меня сквозь тишину и темноту леса, в ожидании моей истории.Признаться, повесть моя будет печальна. Началось это, в привычный для меня миг, когда огромный мирок белоснежного круга, родивший меня, тонкую ниточку, освещающую опушки, в ночное время кажущиеся темно-синими и шелестящими по-особенному. Я, как обычно, трогал паутинки, сверкающие капельками недавнего дождя, заглядывал в следы зверей, и вдруг услышал: "Все вновь по-старому". Интонации были многозначительными и я поспешил ухватиться за каждое слово истории, скрытой в глазах удаляющегося в темноту создания. Ну, конечно, так называть высокого, бледного юношу с черными волосами и глазами, одетого в простенький сюртук, никто не стал бы, не зная, кем он является на самом деле. Не замечая меня, он шел сквозь густую завесу криво изогнутых веток, немного постояв у маленького волка, умершего не так давно, после - бережно положил к нему в лапы цепочку с кулоном, далее - он снова зашагал в темноту. Я присмотрелся - на украшении была изображена задумчивая девушка, с серыми глазами, каштановыми волосами, одета простенько, так, что ничего примечательного, только несколько шрамов на руке, как от глубоких порезов, отсвечивающих. Дотронулся тихонько - это слеза.
Вот уж не подумал бы, что мой давний приятель, все не обращавший на меня внимание и продолжавший путь, способен на чувства! Хотя, возможно, я все просто упустил. Ведь я мог все пропустить, так как появляюсь не из всякой луны, а раз в полнолуние. Однако, еще не поздно все узнать, скорее за ним... Что-то мешает догнать. Опять этот краешек тучки, откуда медленно выплывал белый шарик моего дома, он держит в чувстве, что еще не до конца открыт свет ночи, и прошлое, скрытое в ее мраке, не отступило (вот почему каждый раз, как и сейчас, юноше становится больно, грустно и одиноко, снова раздается этот непередаваемый его вопль). Время тревожно дрожит и замирает в этом мгновении, и я вместе с ним - самое время заглянуть в глаза, с силой обращенные на луну... Вижу... себя, только-только зародившимся, много ночей назад. Юноша был не один: осторожно он склонился над девушкой, что была изображена на кулоне, долго смотрел на нее и не хотел уходить. Пока она не очнулась, он тихонько сделал ей порез уже показывающимися когтями. С тех пор каждую лунную ночь она приходила в лес и они оставались вдвоем.
Им было легко и хорошо, помню, как он осторожно держал ее в танце, кружась по воздуху, подлетая выше к облакам (кругом было сияние и синева). Так я рос, встречал их и провожал, когда близок был рассвет и пропадала луна, он проверял, чтобы рана оставалась и провожал ее до границ леса. Долго я не понимал, зачем это было ему, и только сейчас осознал - он не хотел разлучаться с ней. Отправляясь на свидание или возвращаясь, долго еще билось его сердце и мечтательно опускались его глаза. В мыслях он рисовал себе будущее, в котором всегда будет так и будет забыто скучное и зловещее прошлое, и бесконечно сможет он делиться своими мечтами со мной. Он радовался тому, что своим поступком спас ее от собратьев, ведь порез был меткой и правом того, кто оставил рану, и был уверен, что его чувства к ней взаимны, дарят счастье не только ему, но и ей. Девушка же... Сначала она осторожно и тихо просто общалась с ним, боясь поверить в то, что с ним ей нечего бояться, затем, кожидак я наблюдал, ей стало жаль его одиночества и благодарность за то, что ей оставили жизнь. Далее она... привыкла к вниманию, этим ласковым словам, подаркам, что ее аккуратно поднимали над лесом и осторожно целовали перед рассветом, к ней бежали из глухих чащ, оберегали и... Это стало ее гордостью, должным; несколько ночей длилась эта ее тайна, пока боль от пореза была терпимой.