Повинуясь судьбе, а точнее ее полному отсутствию, поплелась к ступенькам. Шлепая босыми ногами по холодному камню, я мысленно злилась. Второй раз видимся, а он так и не спросил, почему я без обуви. Не нравлюсь я ему, хорошо, стерпим. Но неужели совсем неинтересно? Или он так сильно навидался Избранных, что его ничем не пронять?
Как, спрашивается, выделиться на фоне ста сорока семи разных вариаций «избранности»? Своей дробностью, что ли? Я — часть полноценной Избранной. И, похоже, не самая лучшая. Вместо целого мира в списке спасаемого у меня стоит один человек.
Тинхе остановил меня на последней ступеньке.
— Это была попытка суицида? — Неожиданно спросил он. Хотелось бы углядеть в этом заботу, но в интонации было столько безразличия, словно мужчина заполнял пробелы в статистических данных.
Я непроизвольно скрестила руки.
— Нет.
На моей коже не было шрамов. Об осколок зеркала в Центре я порезалась случайно.
— Ладно, — опять пустое слово.
Новый мир пока не нанес мне существенного вреда. Враг подчеркнуто благодушно отнесся к моей персоне: личная комната, питание, свободное передвижение. Никаких репрессий в сторону моей «избранной» персоны. Он вел себя со мной так, что я почти могла назвать это дружелюбием, но истина проявлялась как раз таких в мелочах.
Мы остановились на лестничной площадке. Здесь наши пути расходились. Он шел на первый этаж, а я в свою комнату на втором. С вещами здесь не прощаются и, очевидно, ждут от них того же. Вы ведь никогда не требуете, чтобы настольная лампа желала вам спокойной ночи. Или свободной ночи и независимых снов.
Я усиленно размышляла, чего бы еще сказать. Как наладить контакт?
У меня не осталось вопросов, что могли бы его задержать и при этом не оставить на клеймо прилипалы. Никто не любит надоедливых.
Мысленно махнув рукой, я сдалась. Если мужчина хочет уйти, его не удержать ни слезами, ни брачным договором, ни ребенком.
— Сообщишь, если что-нибудь выяснится о странности моего попаданства? — напоследок попросила я.
Мужчина остановился на верхней ступеньке. Повернулся. Рука дернулась, будто он собирался накинуть капюшон, но вовремя опомнился.
— Зачем тебе это?
Я развела руками.
— Домой тебе не вернуться, — напомнил он. — Смирись.
Я как бы смирилась. И хочу не домой, а в Центр. Но Враг прав. Дня не прошло с момента моего прибытия. Я должна переживать, но разве не для того существовал Центр, чтобы пережить основную депрессию и смириться с неизбежным?
— А у вас нет в планах, присоединить его к Золотой оси? — на всякий случай уточнила я.
— Земля — закрытый мир. В ближайшем будущем я бы не рассчитывал, что защита падет. Не знаешь, на что потратить время — поинтересуйся у лэй о ее работе. Тебе это пригодится больше, чем пространственно-временная теория междумирья.
— Если это не прямой приказ, то предпочту его проигнорировать, — нахохлилась я.
— Я не могу тебе приказывать. Ты не моя лэй и не моя вещь. Ты…
— …просто бесхозная вещь, — закончила за него я, — подобранная на улице, взятая на хранение и ожидающая, когда за ней придет хозяин.
— Отлично, ты начала понимать.
И чего Клод его ненавидит. Душка же.
Тинхе сделал еще шаг по направлению к холлу первого этажа, но вновь был остановлен.
— Если со мной что-то не так, я хочу это знать.
Перчатка мужчины сжалась на ручке перил. Заскрипела кожа, затрещал поручень из слоновой кости. Нас разделяли две ступени. В таком положении я была немного выше его, но от зарождающегося страха это не спасало.
Странник медленно развернулся. Поднял голову. Стекающий свет ламп скользнул по отмеченному загаром лицу. Цветные радужки вспыхнули золотом и антрацитом. Обволакивающая вуаль человечности спала, возвращая чужеродное присутствие, ту некую инородность, что ледяной стеной разделяла нашу принадлежность к разным мирам. Вот теперь мужчина выглядел угрожающе.