- Можно Беретту?
- Конечно.
Он оказался тяжелее первого. Поначалу это смущало, но после нескольких выстрелов улетучившаяся было уверенность вернулась снова.
- Ты молодец, Егор. – Похвалил Ян Григорьевич. – Я в тебе не ошибся. Немного согнись в пояснице и наклонись. Голову вперёд. Так удобнее контролировать оружие.
Звук выстрела кажется немного другим. Несмотря на одинаковые патроны. На середине магазина бутылки закончились и у Колганова появилась возможность осмотреть оружие внимательно.
- Это из вашей личной коллекции?
- Разумеется. Своё оружие нельзя никому доверять. Перефразируя Макиавелли, можно сказать, что работоспособность и надёжность твоего оружия определяется тем, сколько времени и сил ты тратишь на уход за ним.
С этим трудно не согласиться и Колганов, перезарядив пистолет, снова прицелился.
Бах! Мимо. Бах! Снова не попал. Во время стрельбы голова должна быть свободной, а эмоции – ровными. Как море в штиль. Может, просто спросить про другое оружие? Впрочем, это палево. К тому же могут принести какой-нить гранатомёт… или арбалет.
Бах! Бутылка устояла. Сосредоточься. Бах!Увы. Кружащие в черепной коробке мысли лишь отвлекают.
Ян Григорьевич взял левой рукой Heckler&Koch USP и методично расстрелял оставшиеся «в живых» стеклянные мишени.
- Впервые вижу, как стреляют левой рукой. – Признался журналист. – В смысле, думал, что такое может быть только в кино.
- Когда-то давно я сломал правую руку. И, интереса ради, решил научиться стрелять левой. – Ян Григорьевич извлёк пустую обойму и положил оружие на стол. – Как ни странно, эта затея более чем удалась. В итоге правая быстрее, а левая стабильнее и точнее. Хочешь пострелять из настоящей снайперской винтовки?
Колганов чуть не подпрыгнул от радости.
- Конечно!
Хотя и хотел сказать что-то типа «а бывают ненастоящие»?
Ян Григорьевич извлёк из незаметно принесённого кейса снайперскую винтовку и повертел в руках. В глазах блеснул стальной огонёк.
- Это легендарный ВСК – 94. Войсковой снайперский комплекс, принятый на вооружение в 1994 году. Снайперская винтовка, созданная на базе малогабаритного автомата 9А-91.
Винтовка оказалась гораздо легче, чем можно предположить. Пластиковый приклад скелетного типа, оптический прицел и… глушитель. Колганов почувствовал себя спецназовцем. Для полноты картины не хватает маскировочного костюма и тактических очков.
- С таким аппаратом будет сложно промахнуться мимо… - Колганов осёкся на полуслове, когда увидел вместо бутылок живую мишень: привязанного за лапку кролика. – Я как-бы ни разу не стрелял…
- В живую мишень? – Ян Григорьевич закончил фразу. – Ты мужчина и когда-то должен это сделать.
Колганов опустил винтовку.
- Я никогда никого не лишал жизни.
- Да брось. – Возразил Ян Григорьевич. - Ты каждый день принимаешь в этом участие. Пусть не прямо, но косвенно.
- Понимаю, к чему вы клоните. – Колганов положил винтовку на стол. - Но, тем не менее. Есть вещи, через которые я переступить не готов.
- Пристрелить несчастного кролика?
- Пусть даже и так.
- Чего ты хочешь добиться в этой жизни?
- Вопрос в цене.
- Вот именно. Давай смотреть правде в глаза: ты хочешь получить от жизни всё. Но при этом занимаешь трусливую позицию. Боишься испачкать руки. Наложил в штаны, завидев кролика…
- Просто ни разу не стрелял в живое существо, - перебил Колганов.
- Так выстрели! Убей его, и мы скормим тушку собакам.
Колганов напряжённо молчал.
- Некрасиво звучит? Такова жизнь, молодой человек. А как тебе такая статистика: после прочтения твоих статей четыре человека покончили с собой; два погибли при попытке найти места силы, описанные тобой; а «Кровавый Хэллоуин» так вообще запустил такую цепочку событий, что происходящее напоминает, скорее, фильм ужасов.
- Статью про Хэллоуин заказал Бергер, - мрачно напомнил журналист.
- Это не снимает с тебя ответственности. Впрочем, как и с него. Хотя… хотя он уже не с нами и счёт ему предъявят другие.
Логично. Но гораздо интереснее другое:
- А откуда вы знаете про людей, погибших из-за меня? – Молодой человек бросил взгляд на сжавшегося в комок зверька.
Отставной дипломат развёл руками.
- Пристально слежу за твоим творчеством.
- Да уж, творчество. – Колганов немного помолчал. - Может, это какая-то ошибка? Впервые об этом слышу.
- Просто для тебя это работа: получил редзадание-выполнил-забрал гонорар. И, закрыв дверь редакции, до следующего рабочего дня забыл о её существовании. А эти люди, твои преданные читатели, живут в придуманном тобой мире. И невдомёк им, что если умираешь, то уже по-настоящему.
- Но я ничего другого делать не умею. – Колганов услышал в собственном голосе оправдывающиеся нотки. - Правда, чем дальше, тем сильнее кажется бредом то, что пишу.
- Хочешь узнать, почему? – Осведомился Ян Григорьевич.
Журналист ответил, не раздумывая.
- Потому что осточертело.
Мужчина покачал головой.
- «Осточертело» - это следствие. А какова причина?
- Ладно, сдаюсь, - устало выдохнул молодой человек.
- Смотри глубже. Осточертело потому, что сам вырос. Ты растёшь, меняешься как личность. А твои читатели – нет. Они так и не покинут пределы своего маленького шизофреничного мирка. До самой смерти будут цепляться за предложенные иллюзии. Потому что трусы. Идиоты и трусы, боящиеся хоть что-то изменить в своей жизни к лучшему.
Теперь Колганов ощущал нарастающее раздражение вкупе с разочарованием.
- Я не хочу работать на такую публику, - жёстко ответил он.
- А деньги ты хочешь? Чтобы покупать еду, одежду, женщин. – Голос Яна Григорьевича поднимался огромной волной, готовой вот-вот обрушиться. - А если скажу, что даже сейчас, принимая участие в предвыборной программе Владимира Владимировича, работаешь на эту же самую публику? Можно сказать, удовлетворяешь её ментальные потребности. Скажу больше: до тех пор, пока будешь брать в руки перо, всегда будешь обращаться к этой части населения. Просто потому, что их подавляющее большинство. И от этого никуда не деться. Потому что ты пришёл в мир, в котором всё распределили до тебя. Все роли розданы. Они – кролики. Их убивают, но они этого даже не замечают. Перо в твоей руке и чернила – что снайперская винтовка. А если дрожишь и лажаешь, то автоматически занимаешь место кролика. Разумеется, фигурально. Но от этого тебе не должно быть легче. Я всё сказал. Ты мужчина, поэтому принимай решение и неси за него ответственность.
Ян Григорьевич демонстративно повернулся спиной. Колганов взял винтовку и прицелился. В том, что он услышал, приятного мало. Точнее, вообще ничего. Но такова жизнь. Надо принимать решение, принимать немедля. И правда, журналистская деятельность – что огнестрельное оружие. Только намного более эффективное и смертоносное. Вот выбор: либо, поджав хвост, молча уйти, либо… Палец потянул за спусковой крючок. Промах невозможен. Люди и кролики... Люди-кролики… Винтовка-перо… В голове всё смешалось и застыло бесформенной массой. Бах! На месте бедного зверька возникли кровавые брызги. Колганов, словно в трансе, медленно опустил оружие.
Время остановилось. Возникло ощущение, что перешёл некую грань. Черту, отделяющую добро от зла. Или это просто от неожиданности. Или голос совести…
- А теперь давай выпьем. – Ян Григорьевич аккуратно высвободил из безжизненной руки журналиста винтовку и протянул бокал вина. – За твой выбор. За твоё взросление.
Колганов кивнул и пил молча.
- Сейчас тяжело, но завтра всё изменится в лучшую сторону. Так всегда, когда принимаешь трудное, но необходимое решение. Теперь мы одна команда.
Осушив бокал, Колганов попросил ещё. И ещё. И ещё. Вконец захмелевший, опустился на кресло и слушал отставного дипломата с блаженной улыбкой.