Прежде чем ответить, следователь некоторое время пытливо вглядывался в маску спокойствия на лице мужчины.
- Мы проверим его на причастность к убийству Лапина.
- Как интересно.
Марченко было интересно посмотреть на реакцию собеседника после того, как тот услышит фамилию Лапин. Однако, реальность огорошила: ни один мускул не дрогнул на лице отставного дипломата; он остаётся таким же непрошибаемо-вежливым.
- Интересно подождать результаты экспертизы, - полицейский постарался скрыть разочарование.
- Вы неглупый человек, - изумился Ян Григорьевич, - но думаете, что я храню дома оружие, их которого застрелили человека?
У полицейского засосало под ложечкой: вопрос прост и обескураживающе логичен.
- У кого, кроме вас, ключи от хранилища?
Во взгляде Яна Григорьевича проступило нечто вроде жалости к собеседнику.
- У начальника службы безопасности.
- Вот. – Марченко, как утопающий, хватался за соломинку. – Уже есть одно допущение.
Отставной дипломат в знак согласия развёл руками:
- Чтож, тогда и впрямь винтовку следует проверить. Мало ли.
Оба прекрасно поняли, что эта фраза – завуалированная издёвка.
Через два часа сотрудники группы выключили металлоискатели и доложили о результатах. Как и предполагал Марченко, ничего подозрительного не обнаружено. Зато имеется сильное желание прошмонать лазаревских церберов. Тенью следующие по пятам с каменными лицами, не мешающие, но создающие психологическое напряжение. Странный большой дом с окнами, плотно закрытыми шторами. Ощущение холодных сквозняков непонятно откуда…
Следователь вспомнил и ужаснулся: нечто похожее уже испытал в сгоревшем на Хэллоуин особняке. Только с противоположным знаком: там было удушливо жарко, а здесь пронизывающе холодно. И одинаковое ощущение надвигающейся опасности. Непонятное, иррациональное, необъяснимое…
Глубоко погружённый в воспоминания, вопрос услышал не сразу.
- Александр Дмитриевич, а вам не кажется забавным, что вы, расследуя дело о двойном покушении на пресс-секретаря штаба, проводите обыск у руководителя этого самого штаба?
Забавным не кажется. Это точно. Тут совершенно другие ощущения: изматывает и бесит то обстоятельство, что ответы на вопросы где-то рядом. И старый хитрец чуть ли не жонглирует ими прямо перед носом, однако в последний момент, как умелый фокусник, прячет в карман.
- Расцениваю это как обстоятельство, весьма и весьма печальное, господин Лазаревский.
Однако отставной дипломат не выглядит эдакой оскорблённой невинностью.
- Что сказать? Надеюсь, вы найдёте убийцу.
- Надеюсь, вы говорите искренне, - устало выдохнул полицейский.
Этот дом выпивает его силы. Надо уходить. Придурок, не будь идиотом. Лазаревский тебя ждал. Даже документы вынес в гостиную заранее.
Хуже всего то, что внутреннему голосу возразить нечем.
Глава 75
Колганов после последнего разговора с Марченко чувствует себя разбитым корытом. Непонятное, доселе неведомое ощущение. Словно между ними вакуум. И он беспомощно проваливается в чёрную пустоту. Цепляется за обрывки фраз, мимолётные взгляды и эмоции. Странно это. Вроде чужой человек, да ещё мент, а ощущение, что они… если не братья, то, как минимум, единомышленники. Как следствие, натянутость их отношений давит и напрягает.
Осознание этого пришло не сразу. Потребовалось некоторое время и наломанные дрова. Наконец, решился. Сделал шаг навстречу. Протянул руку дружбы. Даже больше: предложил не только войти в ближний круг, но доверил свою безопасность, свою жизнь. Но Марченко его оттолкнул. Надо плюнуть и забить на всё. А дальше будь что будет.
Он пойдёт дальше с Яном Григорьевичем. По крайней мере, пока не заработает достаточно денег, чтобы позволить себе независимость. А там будет видно. И плевать, если их политические взгляды разойдутся. Это просто работа. Моя работа. Мне за это платят. И я буду делать её хорошо.
Но, странное дело, поначалу отталкивавший Лазаревский на деле оказался весьма интересным человеком. Более того, Колганов начал разделять многие его взгляды. Ну, скажите, как можно закрывать глаза и отрицать очевидное: едва прикрываемый грабёж страны кучкой временщиков, волею судьбы оказавшихся у руля?
Однако Марченко к Лазаревскому настроен явно враждебно. Порознь – адекватные грамотные люди, вместе – как кошка и собака. Почему? Почему Марченко упомянул про прошлое, которое он, Колганов, забыл? О чём он? Что за прошлое?
Колганов взял кулон и подошёл к зеркалу. И словно ток прошил тело. Он покачнулся и едва удержал равновесие. Стены комнаты стали пластичными и, как хамелеон, принялись менять цвет и пульсировать. Перед глазами кружит хоровод непонятных картинок: отмечающие Хэллоуин подростки, расползающийся огонь, крики, смрад и смертельный жар; гигантский костёр и танцующие вокруг него девушки в полупрозрачных одеяниях; дорога в лесу, впереди – смутно знакомая фигура, потом темнота и шорох шагов, костёр и… большая чёрная змея. Она бросается на него и валит на холодный каменный пол. Он лежит, не в силах пошевелиться. Сквозь пелену тумана доносится знакомый женский голос и вторящее ему злобное шипение. Потом истошный вопль и… гробовая тишина. Потом… потом… что потом?
Журналист просунул голову через золотую цепочку и медленно опустил на шею. В то же мгновение закричал от боли. Дикая, обжигающая, расплывающаяся раскалённым свинцом по телу, она скрутила тело. Картинка перед глазами стабилизировалась, и молодой человек смог, наконец, сфокусироваться на том, что находится перед ним: большая чёрная змея, не мигая, уставилась на него. Слух резануло глухое, клокочущее шипение. Антрацитовая пасть раскрылась и обнажила длинные острые клыки. Затем змея сжалась, готовая атаковать жертву. Страх отсутствует. Словно момент укуса он уже пережил раньше. В прошлой жизни. А вот что произойдёт дальше, неведомо. Колганов почувствовал, как сердце его остановилось…
…Жизнь вернулась в тело так же неожиданно, как выскользнула. Прохлада, витающая вокруг, наполняет собой пространство и медленно исцеляет обугленную плоть. Слабыми, еле слушающимися руками разорвал цепочку и стянул обжигающий кулон.
Стены и обстановка приобрели привычные формы. Змеи нигде нет, но сердце бешено колотится. И это замечательно. Значит, он жив. Значит, перевернул ещё одну страницу собственного повествования. Обессилевший, перевернулся на спину и задумался. Ведь мыслить – единственное, что он может себе сейчас позволить.
О чём, чёрт возьми, говорил Марченко? Какое прошлое? Змея? Смутные образы роятся в сознании и кричат о том, что он раньше это видел. Где, в другой жизни? Чёрт подери, что происходит? Что происходит со мной?
И чем дальше, тем однозначнее: вопросов больше, чем ответов.
Глава 76
- Ян Григорьевич, хотел спросить… а почему вы настояли на том, чтобы Марченко оставили в органах? – Колганова и впрямь мучает сей вопрос. Он, хоть в этом самому себе признаться стыдно, немного раздосадован тем фактом, что следователя не уволили. – Марченко сыграл свою роль, невольно увеличив наш рейтинг. Так зачем же оставлять мавра, сделавшего своё дело?
- Егор, всё очень просто. – Терпеливо начал Ян Григорьевич, явно пребывающий в прекрасном расположении духа. – Ты правильно подметил, что своими необдуманными шагами бедолага сделал работу, достойного целого штата пиарщиков. Только, демонстративно простив его, мы ещё сильнее повысим наши шансы. Народ ценит великодушие, ведь это – проявление силы.
Колганов решился на откровенность:
- Я предлагал ему стать моим телохранителем, - запоздало признался он.
Ян Григорьевич удивлённо вскинул брови.
- Весьма экстравагантный жест с твоей стороны, учитывая мои сложные с ним отношения.
Молодой человек виновато пожал плечами.
- Да, вы как политические противники.
- Соперники. – Поправил его собеседник. – В политике соперники. Потому что между сторонами всегда есть что-то общее. Например, государство. Что касается меня и этого следователя, то мы расходимся идеологически. Тем не менее, я приму как неизбежное, если он согласится на твоё предложение. Но, как понимаю, этого не произошло?