Человек, который всегда на виду, всегда, что называется, под прицелами камер. Каждый шаг которого можно отследить и проверить. Тем более, в качестве руководителя предвыборного штаба такого харизматичного лидера, как Владимир Иванов. И тут…
Но, слава богу, произошло то, что должно было произойти: сыщики во главе с Марченко вернулись несолоно хлебавши. Никакого оружия, якобы «причастного к преступлению», обнаружить им не удалось. По словам Яна Григорьевича, при обыске к каждому оперативнику он приставил сотрудника штаба. Как следствие, удалось предотвратить возможный подлог наркотиков или других запрещённых предметов.
В свете предвыборной гонки расцениваем это как попытку скомпрометировать Владимира Иванова. Ждём извинений от господина Марченко и его руководства. Мы не настаиваем на увольнении данного работника, но хотим, чтобы впредь он своё рвение направлял в более конструктивное русло. Сила в правде!»
Ян Григорьевич закончил писать и откинулся на спинку кресла. Материал прямиком ляжет на стол главреда «9-го дня». Можно было подготовить его раньше, но тогда у Колганова могли бы возникнуть подозрения. А они сейчас ни к чему.
Сила в правде! Мужчина самодовольно улыбнулся тому, насколько магическое значение для человека имеет словосочетание слов «сила» и «правда». А ведь всеми упускается тот момент, что правда у каждого своя. Глупые люди.
Но есть обстоятельство, заставляющее не улыбаться, а хмуриться: Колганов надел кулон и сразу же снял. Снял мгновенно, как ошпаренный. Журналисту мерещились видения, отголоски прошлого. А этого не должно было произойти. Силы Змеи оказалось недостаточно: солнце не уместилось в её пасти. А это недобрый знак. Самое простое объяснение звучит так: кто-то держит над ним обережный круг. Кто-то, обладающий невероятной силой. Настолько невероятной, что Ян Григорьевич затрудняется предположить, кто бы это мог быть. Кто же ты?
Глава 79
Колганов, не открывая глаз, силился вспомнить, сколько раз за последнее время его сон, чаще тревожный, прерывал телефонный звонок. Вот как сейчас. С трудом приподнялся и выудил телефон из-под подушки.
Ах, это ты.
- Хреновая новость, Егор.
- Знаешь, Марченко, а я уже ничему не удивляюсь. Как тебя слышу – сразу плохие новости. Так что вываливай смело.
Собеседник на другом конце провода явно подавлен.
- Винтовка другая.
Спросонья Колганов не сразу сообразил, о чём речь.
- Что?
- Я говорю «винтовка другая». – С нажимом повторил следователь. – Та, из которой убили Лапина и та, из которой ты стрелял у Лазаревского – разные.
Теперь смысл сказанного дошёл, но не более.
- Ну… что теперь? – Журналист не знал, чем помочь. – Я сейчас плохо соображаю.
- Думаю, совсем скоро поднимется буча. – Обречённо выдавил Марченко. – Типа начались гонения на Иванова и всё в таком духе. Ты со страниц своего журнала прольёшь проклятия на мою голову и меня уволят.
- Ладно, дружище, не парься. – Колганов вздохнул и взъерошил волосы. Какие слова обычно говорят, когда хотят поддержать? – У всех бывают промахи. Ничего такого писать не собираюсь. Было и прошло. Блин, ну ты и влип. Причём, не без моего участия.
- Так Лазаревский напишет. – Трезво оценил полицейский. – Или ты хочешь сказать, что информационную повестку создаёшь сам?
Колганов не стал увиливать:
- Не сам. Ты же прекрасно понимаешь.
- Вот и я про это. Просто… - Марченко замялся, подбирая нужные слова. - Просто не ожидал, что ты отреагируешь на это спокойно.
Колганов подошёл к окну и поднял жалюзи. Яркий свет ударил в глаза и заставил зажмуриться. Марченко влип, но виноват в этом сам. Всё же его немного жаль. Ведь он молодец, делает свою работу. Впрочем, чёрт меня дёрнул отдавать ему пулю. Идиот! Что нас обоих ждёт впереди? Ладно…чем смогу, помогу. А дальше… сам… извини…
- Послушай, мне на это реально наплевать. – Он проморгался, пытаясь утихомирить солнечных зайчиков. - Не знаю, почему. Может, стал крутым, пофигистом. Или просто устал. Да, отдал тебе пулю. Ты попросил, я согласился. Не хочу за это оправдываться. Всю жизнь и делаю, что оправдываюсь. Надоело. В конце концов, я железно уверен в том, что из винтовки Яна Григорьевича никто никого не убивал.
- Ты же понимаешь, что я должен был отработать версию? – Словно оправдывался следователь.
- Разумеется. – Согласился Колганов, трижды пожалевший о своём поступке. – Просто мы договорились, что угомонишься, если получишь пулю. Вот ты её и получил.
Марченко обхватил голову руками. Наконец, выдавил:
- Ладно, признаем очевидное: этот обыск – моя самая большая ошибка. Я идиот. Подставился по полной. Причём умом это понимал с самого начала, но в сердце жила надежда на то, что Лазаревский где-то оступится, совершит ошибку. Пусть маленькую, но достаточную, чтобы схватить его за яйца. – Он замолчал, разрываемый горестными мыслями.
Тут Колганов вспомнил странный сон. Человеку, положение которого хуже твоего, о приснившемся можно рассказать безбоязненно.
- Марченко?
- Что?
- Хочешь, подслащу пилюлю?
- Попробуй, - бесцветным тоном ответил тот.
- Мне приснился идиотский сон. Будто подслушиваю разговор двоих. Лиц не видно. Они о чём-то спорят. Молодой и постарше. Через какое-то время молодой кричит от боли. Ну вроде как старый его убивает. Потом проснулся.
- Обхохочешься, - съязвил собеседник.
Колганов поднял кулон. Половинки разорванной цепочки грустно покачиваются в воздухе.
- Прикол в том, что эти голоса – мой и Яна Григорьевича. Мы стоим под раскидистым дубом, а рядом полуразрушенная детский городок.
В трубке надолго воцарилась тишина.
- Эй, ты меня слышишь? – Забеспокоился журналист. – Кому рассказываю?
- Слышу-слышу. – Последовал ответ. – Просто Ян Григорьевич и разрушенный детский городок – это символично.
Глава 80
- Адвар Айдарович, я знаю… - Дальше можно говорить что угодно. Нести полную чушь или пытаться умничать. Правда в другом: после фиаско с обыском он чуть ли не постоянно занимался самоедством. Корил себя почём зря. Даже позвонил Колганову – так хотелось выговориться. И, в конце концов, это надоело. Не то, чтобы начальнику огрызнуться в лицо. Но чувства вины нет. Уже нет. На смену ему пришла апатия. Вялая и аморфная, как подтаявший студень.
- Что ты знаешь, Марченко? – Валеев изо всех сил пытался держать себя в руках.
- Что я облажался. – Полицейский вздохнул и непроизвольно пошарил глазами в поиске чистого листка бумаги. – Готов взять всё на себя и написать рапорт.
Начальник следственного отдела побагровел.
- Какая жертвенность, однако!
Марченко отвёл взгляд в сторону
- Всё ради доброго имени коллектива.
- Марченко, я пошёл тебе навстречу по двум причинам. – Валеев загнул палец. – Первая: у тебя хорошее чутьё, и я высоко ценю тебя как профессионала. И второе. – Загнул второй палец. – Мне просто позволили это сделать. Нужные люди были в курсе.
- Замечательно. – Полицейский опустил взгляд на сцепленные пальцы рук. Что тут скажешь?
Валеев прокашлялся.
- Итог сей басни следующий: никто тебя не выгоняет. – Тон его голоса приблизился к нормальному. – Но перед Лазаревским ты должен извиниться. Причём публично и перед выборами. Считай это приказ.
Того от услышанного передёрнуло. Апатию как рукой сняло.
- За что? – Возмутился Марченко. – Поступила информация. Я был обязан по ней отработать!
- Мне повторить? – Валеев смерил подчинённого стальным безжалостным взглядом.
- Нет. – Процедил сквозь зубы Марченко. – Я всё понял. У меня есть время подумать?
Собеседник недобро прищурился.