Выбрать главу

Колганов было двинулся в сторону Лазаревского, однако тот сделал предупреждающий знак и нацелил оружие молодому человеку в грудь.

- Егор, ты же прекрасно знаешь, как я стреляю. Поэтому без глупостей.

- Почему вы хотите меня убить? – Колганов решил тянуть время.

- Вопрос поставлен неверно. – Поправил Лазаревский. – Замени «хочу» на «должен».

Колганов предпринял тщетную попытку:

- У вас есть выбор.

Однако стальной блеск глаз собеседника яснее тысячи слов.

- Да, есть. Выиграть или проиграть. И какой же, по-твоему, сделаю?

Не дожидаясь ответа, продолжил:

- Егор, революции нужны жертвы. В данном случае, революция должна произойти в умах простых граждан. Должны быть причина и повод. Причина – предусмотренные законом выборы президента, которые состоятся завтра. Повод – убийство яркой смелой личности, осмелившейся говорить правду. Именно этот повод поднимет в людях протест. Пусть кратковременный, но мне большего не надо. Именно этот повод заставит людей ставить галочку напротив фамилии Иванова. Как поклонение и дань уважения тебе. Какие предусмотренные законом способы выражения свободной воли ещё не подавляются? Только выборы. Если бы твоё убийство произошло накануне социологических опросов, то, поверь, мы бы набрали не двадцать девять, а все пятьдесят. А это гарантированная победа. Но власть бы засопротивлялась: продажные соловьёвы и киселёвы принялись бы мутить сознание основной массы зрителей, и народный гнев в день голосования свой потенциал значительно бы утратил. Поэтому сейчас – самое время. Оппоненты просто не успеют ничего противопоставить.

Колганов сжал кулаки в бессильной злобе.

- Именно поэтому предыдущие два покушения – лишь инсценировка?

- Верно. – Согласился собеседник. – Так сказать, раскачка эмоций и привлечение внимания к твоей персоне. Репетиция парада.

- Марченко мне об этом говорил, но я его не слушал. – Колганов не смог сдержать горечь. – Вот идиот.

- Самокритика — это хорошо. – Похвалил мужчина. – Только слишком поздно. Ты видел то, что хотел видеть. Это слабость многих людей. Не кори себя тем, что оказался одним из многих.

Держа в уме наличие датчика движения на камере, Колганов не стоял как истукан. В то же время опасался излишними телодвижениями провоцировать собеседника или вызвать у него подозрения. Впрочем, отставной дипломат не только сохраняет спокойствие, но и позволяет себе улыбаться. Чувак, тебе весело от того, что сейчас совершишь преступление? Заснять на камеру собственную смерть – это круто. Ради этого… стоит жить. Он демонстративно рассеянно посмотрел туда, где спрятал камеру. Вроде на месте. И, не выдержав, подмигнул. Умирать ох как не хочется. Лишь надежда на то, что запись попадёт в правильные руки, та самая ложка мёда в бочке дёгтя. А если нет? Если люди Лазаревского, убирая брёвна, наткнутся на камеру и уничтожат запись? Ведь не оставят же этот срам… По иронии судьбы здесь, в этом самом месте, несколько часов назад, хотелось расслабиться и от всего убежать. От выборов, разочарования в Оксане и от собственного чувства вины перед Марченко. Хотел? Так получай! Воля твоя исполнена, о Великий Егор Анатольевич!

- Моё убийство перед выборами постараются замять, - предупредил он Лазаревского.

- Верно. – Тот не думал возражать. – Я предусмотрел и это. Более того, разыграю целое представление. Интересно?

- Расскажите. – Колганов пожал плечами. - Хоть поживу ещё. В какой-то момент даже думал, что Иванов – это кремлёвский проект. Но всё гораздо хуже. Вы – исчадие ада.

Ян Григорьевич расхохотался.

- Хорошо держишься, Егор. – Заметил он одобрительно. – Из тебя бы получился отличный помощник в моих делах.

- А что вы хотите? – Огрызнулся молодой человек. – Чтобы я умолял сохранить мне жизнь? Не дождётесь.

Лазаревский не переставал улыбаться.

- Хочешь, прострелю тебе колено.

- Нет. – Признался журналист, будучи не в восторге от такого возможного развития событий. – Лучше расскажите про спектакль.

- Хорошо. – Согласился мужчина. – Но у нас мало времени, постараюсь быть кратким. Сегодня утром Оксана внесла на твоём телефоне номер Марченко в чёрный список. Потом позвонила ему с липового номера и сообщила, что тебе грозит опасность. Поэтому сейчас, как нормальный полицейский, он мчит сюда и безуспешно пытается до тебя дозвониться. Его номер, кстати, так и останется у тебя в нежелательных. Когда найдёт это место, обнаружит тебя бездыханного. Разумеется, я уже буду в штабе и с железным алиби. А случайно проходящий мимо человек совершенно случайно увидит склонившегося над твоим телом Марченко и подумает, что происходит что-то неладное. И сделает несколько снимков. Выложит в соцсетях. Далее дело техники и твоих коллег. Сюда нагрянет куча съёмочных групп и кадры с места события взорвут информационное пространство. Пусть ненадолго, но до главного события осталось совсем немного.

Колганов понял, что его собственный план – карточный домик. И даже после смерти продолжит создавать проблемы ни в чём не повинному следователю.

- Потом Марченко посадят за моё убийство? – Оба понимали, что этот вопрос – риторический.

- Совершенно верно. – Тем не менее, ответил Ян Григорьевич. – Есть личный мотив – твоя разгромная статья. Плюс парень совсем недавно извинялся за собственную глупость лично передо мной. Всё это пошатнуло его психическое здоровье, и он слетел с катушек.

- На оружии нет его пальцев, - возразил молодой человек.

Сказанное никак не повлияло на отставного дипломата.

- Плевать. В органах есть мои люди. Марченко раскатают по полной. Он вообще зашёл слишком далеко – приблизился к нашему священному месту. И ты, и он – вы оба останетесь в прошлом. Если и останется в живых, выйдет на свободу никому не нужный. А ты… честно говоря, убивать тебя совсем не хочется.

У Колганова пересохло во рту.

- Что будет с Оксаной?

- Тебе ли не всё равно? – Удивился мужчина. – Она же тебя использовала.

- Вы тоже меня использовали, - парировал журналист.

- У нас было взаимовыгодное сотрудничество. – Возразил Ян Григорьевич. – Разве нет? Просто обстоятельства так сложились, что тебе надо умереть. Признаюсь, планировал твою смерть изначально. Но в более отдалённой, туманной перспективе. Однако события разворачиваются гораздо стремительнее, чем ожидалось.

- Так что с ней будет? – Молодой человек повторил вопрос.

Лазаревский пожал плечами.

- Она просила новый паспорт. Хочет уехать за границу и начать жить заново. И ты, одной ногой преступивший черту иного мира, уже знаешь её будущее: попадет в ДТП. Откажут тормоза, и она потеряет управление.

- Ты старый козёл! - Зарычал Колганов и, сжав кулаки, бросился на противника.

Тот сделал шаг назад и потянул за спусковой крючок. Колганов почувствовал тупую боль в животе, однако продолжил движение. Кажется, прошла насквозь. Ещё выстрел. Ноги перестали слушаться и,

задет позвоночник

чтобы не упасть, ухватился за лацкан пиджака Лазаревского. Однако тот не отходит. Немеющим животом журналист почувствовал, как упёрся во что-то длинное и твёрдое. Он поднял глаза и наткнулся на жёсткий, беспощадный взгляд. Холодный взгляд.

- Ты… сука… - Губы едва шевелятся. – Да я тебя…

После следующего выстрела руки разжались. Колганов ощутил во рту вкус тёплой земли и травы. Потом кто-то выключил свет.

Глава 94

Холодно. Холодно и одиноко. Страшно. Он лежит на сырой траве, продрогший и обессилевший. Кажется… Да, начинается дождь. Редкие капли распечатываются о лицо и неприкрытые рубашкой кисти. Вспышка молнии на мгновение озарила пространство и через секунду прогремел гром.

А потом начался ливень. С места в карьер. Без предупреждения. Холодная вода заливает глаза и проникает в нос. Человек хочет перевернуться или хотя бы прикрыться рукой, но не может. Поэтому просто задерживает дыхание и замирает. А вода, тем временем, прибывает. То и дело становится светло, как днём. Но осмотреться возможности нет: стоит приоткрыть глаза, как в них норовить попасть вода. Обидно.