Она кричит, а я борюсь с желанием закрыть уши. Я заслужил все это. Я заслужу всю эту ругань.
Боже, как же я хотела никогда тебя не встречать! Просто жить, не зная всего этого горя. Это проще, чем ненавидеть человека, которого совсем недавно любил сильнее силы притяжения.
Говори же! Говори! Я же сдаюсь, почему ты не поднимаешь меня из могилы? Почему ты роешь свою, но не рядом со мной?
Я хочу стать глухим. Но, не так ли я поступал в нашем горе? Чем я буду лучше сейчас? Мне многое хочется сказать, но у меня нет выбора, от того я просто становлюсь слушателем. Хотя бы сейчас.
Он умер, когда ему едва исполнилось пять. Рак стал его спутником, он повел его к вратам рая, даже если мы отчаянно боролись. Все было ничтожно. Все было бесполезно.
Наш Лукас…
Мой мальчик…
Я скучаю по тебе.
Гюго как-то сказал, что матерям, что потеряли своего ребенка, время не приносит забвения. Такое горе не старится. Траурные платья изнашиваются, в сердце же остается мрак.
Я вижу мрак в глубине ее сердца. Он делает ее слабее и сильнее одновременно.
Горе и вправду не старится, но старит сердце, что его носит. Оно въедается в сосуды, не отпуская, затормаживая, заставляя сжиматься в кокон. Мы будем носить его вечно. Я и ты. Ты да я. И тире между нами и есть та самая точка скопления.
Боже, забери же меня к себе.
Я не хочу больше жить.
========== Кассета 8. ==========
17:30
Не волнуйся о боли. Похорони ее с ребенком, ложась рядом с ним. Не желая отпускать, обнимай свое горе до самого конца. Покуда крышка не закроется, разделяя тебя с самым дорогим. Вечность не кажется тебе огромной? Мне она кажется одним мигом. Вот он промелькнул у меня перед глазами и затих, как затихают волны, ударившись о скалы.
Куда же мне идти? Где искать успокоение? Где меня научат, как умирать каждый день, но не становиться ношей на плечах у этой Вселенной?
Бессмертие в тягость. Вот что нас ждет впереди? Кто из нас выдержит этот мир? Мы потеряли даже друг друга. Ненависть построила эту стену выше небес.
Это конец. Абсолютно всего, что я знала и лелеяла.
Гроб опустили, а я осталась стоять на земле, умоляя этот мир взорваться и забрать меня вместе с ним. Чтобы больше ни секунды не чувствовать эту боль за двоих. Не свою, твою и его. Я застыла, не зная, куда же мне двигаться.
Я нашла тебя у могилы уже тогда, когда церемония закончилась. Ты был вынужденно трезв – посчитал, что твой сын не должен видеть тебя пьяным в день своих похорон. Так ты объяснил мне свое поведение, прежде чем я ушла.
Ты был разбитым. Я видела это, но не хотела принимать. Мы горели в пламени вместе.
Моя ненависть к тебе затмила рассудок, от того я даже не замечала как медленно ты сползал в глубокую яму.
Я потерял ребенка, Гвендолин. Я – врач, что не смог спасти своего сына. Как я вообще могу жить?
Это бесконечная череда боли, знать, что не ты стал тем, кто изобрел панацею, чтобы спасти то дорогое, что стоило бы спасать даже ценою собственной жизни.
Мне было плевать. Так я убеждала себя.
Позже, гораздо позже, я узнала, что тебя уволили с работы. Что за хирург с трясущимися от алкоголя и боли руками? Ты не возвращался домой, ночевал у друга, а затем снимал гостиницу где-то в бедном районе. Откуда же мне было это знать?
Ты слился с алкоголем в невыносимый броманс, в то время как я медленно погибала в квартире, где каждый угол кричал мне о Лукасе. Ненависть к тебе, однако, позволяла вынести и это.
Ровно до того рокового звонка.
Останавливаю и не хочу смотреть. Не хочу знать до какого безумия я снизошел на этот раз. Было ли оправдание моему уничтожению? Да, да – кричу я, а слышу, как разум опровергает доводы сердца. Я бросил мать своего умершего ребенка одну, упиваясь своим горем, словно закоренелый наркоман.
Вместо того чтобы быть рядом с ней.
Что же теперь она хочет мне сказать? Хочу ли я это слышать?
И вопреки доводам, вновь включаю видео.
Сколько бутылок текилы нужно, чтобы убить рассудок? Сколько нужно абсента, чтобы сердце твое остановилось?
Сколько?
Знал ли ты?
Ровно столько, чтобы убить в себе боль о потерянном ребенке.
Нет. Нет. Нет. Не говори это, Гвендолин. Я не мог, не мог поступить так с тобой. Просто замолчи, не разрушай все окончательно.
Бессмертный может умереть, лишь если он того желает.
Желал ли ты?
Да.
Ты умер, оставив еще один гроб на промежутке моей жизни.
========== Кассета 9. ==========
18:04
Я бегу, что есть силы. Мышцы молят о пощаде, легкие готовы взорваться, но я не останавливаюсь, обгоняя всех незатейливых прохожих, прогуливающихся в этот погожий почти летний вечер. Ведь я бегу от жизни, что могла бы у меня быть, ровно до тех пор, пока я не включил кассеты.
Знаешь ли ты, как безразлично в одиночестве? Вечность не кажется ни утешением, ни мучением. Она есть и есть ты. Мы идеальны в созвездии своей боли.
Ты покинул меня. Заставил стоять на том же кладбище, где уже были похоронены Лукас и Грейс. Фальк и Рафаэль. Я срослась с землей, словно корень проросла вглубь.
В тишине сердца и шепоте людей.
Мой голос пропал. Я больше не могу кричать.
Чуть не врезаюсь в стоящий автобус, когда перед моими глазами вновь вспыхивает кадр, где счастливая и полная жизни Гвендолин держит на руках Лукаса и машет мне с экрана телевизора, громко смеясь, называя меня «папой». Все это тает, и я впопыхах извиняюсь перед водителем, и вновь бегу. Навстречу тебе. Навстречу той тебе, что еще рядом со мной. Что держит сердце мое близко к себе.
Чтобы пообещать тебе, что все будет исправлено. Все пойдет по-другому.
Стоит ли мне также исправить положение? Вколоть пустой шприц в вену. Съесть кучу бесполезных таблеток, что должны были спасать меня от боли. Или же застрелиться, отчаянно желая тишины.
Тебе стало легче?
Ты чувствуешь ту свободу, что была с нами раньше?
Если да, то я готова последовать за тобой.
Ведь жизнь моя – все еще твоя.
Дом Гвендолин уже за ближайшим поворотом.
Что же ты смотришь на меня, жизнь? Ненавидь меня за каждый миг, что я прожила. Вырывай сердце кусками, будто только так и можешь уничтожать человека. Самой извращенной пыткой на свете.
И знаешь… Если не я, то он все исправит.
Сердце мое, солнце и звезды.
Исправишь ли ты это?
Сделай же это. Даже, если я буду не понимать, даже если тебе будет казаться, что мы невозможны врозь или гнев будет прорастать в тебя сильнее, чем сейчас в меня.
Разве ты не видишь?
Жизнь вместе – это ад.
Вбегаю на крыльцо и отчаянно стучусь в дверь. Она открывается, и я, игнорируя дворецкого, вбегаю наверх, врываюсь в комнату Гвендолин и обхватываю ее руками, теплую, любящую, беззащитную. Она смотрит на меня шокировано, все еще держа в руках телефон, где на другом конце провода слышен голос Лесли.
Перед глазами все еще мелькают кадры. Гвендолин держит в руках цианид. Цианид готов к применению. Видео останавливается, как и мое сердце.
Обещай, что сможешь.
Не дай моей душе вместе с твоей сгнить в разных котлах преисподней.
- Я все исправлю, - шепчу я ей в ухо, - Я все исправлю.
Целую ее в макушку и стараюсь держать в объятиях, пока слезы скатываются ей на плечо.
Но мне плевать.
Дай же мне обнять тебя еще раз, пока смысл твоих слов и просьб не разбил мне сердце еще больше.
Боже, как же я люблю тебя, Гидеон де Виллер. Помни это всю жизнь.