Женщину, которая ничего не скрыла от нас, решили отпустить. На как поступить с парнем? По закону его следовало расстрелять, как шпиона. Но ведь он ненормальный. Решили поговорить с ним.
— Что делать с тобой, жених? — спросил я.
— Мне домой надоти, — ответил парень.
— Мы тебя расстрелять думаем, а ты домой спешишь, — улыбнулся пулеметчик Беценко.
— Меня расстрелять?! Ня нада, ребята. Я больше сюды не пойду. Я лучше тому немцу глаз выколю.
Партизаны засмеялись.
— Ну, ладно, жених. Стрелять тебя не будем. Ты лучше иди выколи глаз немцу, который тебя послал. А к нам больше не появляйся, иначе — пулю в лоб. Скажи немцам, что сегодня ночью, а может быть, завтра, придем к ним в гости. Пусть солдаты готовят виселицы своим командирам. Будем вешать их, — объяснил я незадачливому фашистскому шпиону.
Парень от удивления вылупил глаза:
— Вешать будете? Ладно я скажу им.
Начальник караула вывел его за околицу.
— Ну, беги, живей, — сказал он. — Только не забудь глаз выколоть.
— Ладно, — крикнул, убегая, парень.
— А что, командир, правда мы пойдем бить тех немцев? — спросил меня Беценко.
— Нет, Вася. Это я нарочно сказал. Пусть немцы дрожат. Им полезно несколько ночей не поспать.
Через несколько минут после ухода парня отряд покинул деревушку. Мы держали путь обратно к бригаде.
Поздно вечером наткнулись на одинокий хутор. Выслали туда разведку, чтобы узнать, далеко ли до железной дороги.
Партизаны принесли с хутора тревожную весть. Оттуда только что снялась вражеская засада, подстерегавшая партизанский отряд. Немцев было человек пятьдесят, и, по всем признакам, они ждали нас.
Хозяин хутора предупредил, что в соседних деревнях вечером тоже были немецкие солдаты.
До железной дороги оказалось всего три километра, а поэтому населенные пункты мы легко обошли.
Наши подрывники заранее подготовили сконструированную Владимиром Соловьевым мину. Ее поставили на стыке рельс и тщательно замаскировали снегом.
Впоследствии мы узнали, что мина не подвела. На ней подорвался вражеский поезд, который вез автомашины и разную технику.
Данные разведки мы доложили командованию бригады. Назаров сделал для себя короткие записи.
— А в отношении казаков надо проверить, — сказал он.
8. За шоссе Пустошка — Опочка
На следующий день бригада ушла из-под Острилова ближе к Себежу. Мы выбрали скрещение больших дорог и остановились на большаке в деревне Бакланица. Места здесь были партизанские, и немцы не использовали эти важные коммуникации. Здесь по-прежнему дислоцировались бригады Бойдина, Вараксова, Марго, Халтурина и Гаврилова.
Среди боевого коллектива гавриловцев находился и организатор 3-й Калининской бригады, уполномоченный штаба партизанского движения Алексей Иванович Штрахов. Мы встретились с ним в отряде Чернова, где он проводил митинг, посвященный победе воинов Ленинградского фронта. Просторная изба была до отказа заполнена партизанами. Из раскрытой настежь двери валил пар, неслись радостные возгласы.
Штрахов увидел нас.
— Вот вам, товарищи, живой пример. Я здесь говорил с героических делах нашей молодежи. Так вот, посмотрите на них, — указал он в нашу сторону. — Эти юноши третью зиму борются с оружием в руках против фашистов. Они перенесли много лишений, видели смерть в глаза, но ничто не поколебало их воли. И никогда не сломить врагу богатырский советский народ. Все сильнее трещит хребет фашистского зверя. Скоро он будет переломлен, товарищи.
Одобрительные возгласы, крики «ура» заглушили слова Штрахова.
После митинга, поздравив Алексея Ивановича с высокой правительственной наградой — орденом Красного Знамени, мы долго говорили с ним, вспоминая боевые дела и погибших друзей.
Партизанские владения северной части Себежского района были обширны, но настолько истерзаны частыми набегами гитлеровских карателей, что редко можно было встретить не тронутую огнем деревню. В большинстве случаев немцы сжигали деревню вместе с населением. Слезы женщин и детей, мольбы и просьбы — ничто не помогало. Оставшиеся в живых ютились в холодных, сырых землянках. Не было ни хлеба, ни соли.
Однажды к нам в деревню Бакланицу пришли женщины из бывшего села Томсино. Село это каратели сожгли дотла. Кроме печных труб, торчащих из-под снега, да одинокой полуразрушенной церкви, ничего там не осталось. Мы несколько раз проезжали мимо пепелища и никогда не думали, что в Томсине могли быть люди. Но люди, каким-то чудом оставшиеся в живых, укрылись под церковью, в тесных и темных склепах.