— Эй, парень, подойди сюда! Тебя, я слышал, Витькой звать?
— Витькой, — ответил я.
Мужик, хитро прищурив глаза, попыхивая махоркой, заговорил:
— Слушай, малец, не думай, что о твоей затее никто не знает. Ваша комсомольская игра в партизаны кончится печально. Немцы близко, может быть, завтра нагрянут сюда. Сматывайся, пока не поздно, не то заодно с тобой батьку с маткой повесят.
Кем был тот мужик, я не знаю. Но его предупреждение заставило меня призадуматься. Я уговорил родителей, которые были простыми рабочими, уехать на всякий случай к знакомым в деревню.
Вскоре нас перевели из городского общежития на хутор Хорькино.
Отряд вооружили десятизарядными канадскими карабинами, револьверами, кинжалами, гранатами и бутылками с горючей смесью. К нам прикрепили опытного инструктора — старшину по фамилии Серый, и мы с увлечением стали изучать военное дело: стреляли по мишеням, взрывали специально поставленные рельсы, бросали в цель гранаты и бутылки с горючей смесью. Занятия проходили успешно. Многому нас научили еще в школе. Труднее обстояло дело со снятием часовых. Никому из ребят не хотелось исполнять роль вражеских солдат.
Снять часового очень не просто. Занятия проходили ночью. Часового выставлял сам инструктор, и никто не знал, где он стоит. Нападающий должен был найти часового и без шума схватить его. А поскольку «фашист» знал о нападении и не дремал, получалась порой обратная картина: часовой хватал нападающего и мял ему бока. Как всегда а таких случаях, неудачника поднимали на смех. А кому хотелось быть осмеянным? Поэтому операции с часовым была не очень приятной, и выполнить ее удавалось не каждому.
По утрам мы выбегали во двор без рубашек, делали гимнастику и, соревнуясь друг с другом, растирали себя снегом.
Старший по возрасту Аркадий Цветков, получивший от ребят прозвище Арамис, весело приговаривал:
— Снежок холодит, снежок и молодит!
Боевое крещение
В тревожную осень 1941-го рано подули колючие северные ветры. Землю сковало морозом. Повалил снег. Он густо покрыл поля, запорошил деревья и кустарники.
На фронте между тем складывалась сложная обстановка. Гитлеровцы захватили Ржев, Старицу, Селижарово и находились всего в двадцати километрах от Кувшинова. Отчетливо была слышна орудийная канонада. По ночам багровое зарево освещало горизонт. Фашистская разведка часто наведывалась к городу. Сводки Совинформбюро сообщали о тяжелых боях за Калинин и Москву. Шла смертельная битва с коварным и сильным врагом.
Кувшиново стало прифронтовым городом. Здесь разгружались воинские эшелоны. Дальше пути не было. Железную дорогу западнее станции специально разрушили, мосты взорвали. Немцы, встретив упорное сопротивление советских войск, вынуждены были остановиться и занять оборону. Передовые позиции протянулись по глухой заболоченной местности, где в летнюю пору было трудно пройти: множество болот и опасных трясин могли поглотить навсегда и зверя и человека.
Передвижение наших войск к передовым позициям проходило в основном ночью. Немцы это поняли. В темное время суток над городом появлялись вражеские самолеты-разведчики. Они сбрасывали на парашютах огромные осветительные фонари и долго безнаказанно кружили над городом, высматривая то, что нужно. Осветительная бомба спускалась к земле медленно, оставляя за собой шлейф дыма. Становилось светло, как днем. Город замирал. Картина была не из приятных.
Мы ежедневно тормошили своего инструктора, чтобы он посодействовал нашей скорейшей отправке на боевое задание. Едва он появлялся из города, мы плотно окружали его и спрашивали: когда?
Инструктор разводил руками:
— Время не пришло.
Ребята сходили домой за лыжами. Мало кто взял казенные лыжи, большинство предпочли свои, домашние, на которых катались в мирное время и к которым привыкли. Нам выдали теплое обмундирование и белые маскировочные костюмы.
И вот настал долгожданный день. На хутор Хорькино с нашим инструктором Серым пришли два лейтенанта — Владимир Филиппович Шипиков и Иван Степанович Деревянко. Они собрали нас в пустом просторном доме и провели небольшой инструктаж.
— Вы слышали когда-нибудь свист пули? — спрашивал Шипиков и здесь же объяснял: — Та пуля, которая свистнула, уже не опасна, а ту, что настигает, не услышишь.
— Главное — не волноваться и не трусить, — вступил в разговор Деревянко. — Волнение — признак неуверенности. А неуверенность в боевой обстановке равна трусости.