Конечно, Сюаньминь и Сюэ Сянь не были обычными людьми.
Из них двоих смелость одного исходила из его высокомерия, а другой был существом могущественнее восьми ветров¹, который за всю свою жизнь, вероятно, даже не удосужился выучить иероглифы для слова «бояться».
[1] Мусули использует фразу «не двигается, даже когда его дует восемь ветров» или «не может быть сбит с ног силой восьми ветров». Это было трудно кратко выразить, поэтому я использовал более буквальную формулировку драконьего капюшона Сюэ Сяня, сохранив при этом образ «восьми ветров».
Таким образом, лысый осел из ледяного столба и нэчжан, засунутый в сумку на его бедре, оба с совершенно невозмутимым выражением лица смотрели на этого новичка.
Новичок оглянулся, запаниковал, затем поднес руку к сердцу.
— Почему ты так резко обернулся? Напугал меня до смерти.
Сюаньминь: «…»
Сюэ Сянь: «…»Да, этот книжный червь определенно стал глупым из-за всех своих книг.
Человек, стоящий позади них, был никем иным, как Цзян Шинином.
Когда Сюэ Сянь заметил его, первой мыслью было беспокойство: если этот книжный червь услышит, что сказал Лю-шие, он наверняка закатает рукава и пойдет в зал, чтобы начать драку. Хотя я не знаю, сможет ли этот тростник на самом деле победить тех двух стариков.
Но по тону Цзян Шинина было ясно, что он не слышал, как Лю-шие говорил о своих покойных родителях.
Сюэ Сянь был довольно рад: по крайней мере, мне не нужно беспокоиться о том, что книжный червь постучится в дверь смерти.
Высунувшись из сумки Сюаньминя, Сюэ Сянь с пренебрежением помахал Цзян Шинину.
— Пора уходить. Пошли, пошли.
— Почему мы так торопимся? — Хотя Цзян Шинин часто ссорился с Сюэ Сянем, на самом деле он был слабым духом — иначе он бы никогда не позволил Сюэ Сяню командовать им в последние несколько дней. Мало того, что он страдал из-за компании Сюэ Сяня, ему также приходилось покупать этому дракону еду.
Поэтому, хотя его рот говорил «Почему?», его тело уже повиновалось словам Сюэ Сяня. Он быстро развернулся и вышел из задней двери зала. Несмотря на то, что он понятия не имел, что происходит, он не терял времени даром.
Увидев это, Сюаньминь, который только что поднял руку, теперь опустил ее. Сюэ Сянь спросил:
— Лысый осел, почему ты поднял руку? Тебе наконец надоела глупость книжного червя, и ты решил избить его?
Сюаньминь: «…» Исходя из этой логики, Сюэ Сянь был тем, кто заслуживал того, чтобы его избили первым.
«…» Цзян Шинин спросил: — Что я сделал? Почему ты хочешь ударить меня?
— Заткнись и иди, — сказал Сюэ Сянь.
Сюаньминь: «…»
Этот неугомонный имел наглость жаловаться на то, что другие люди слишком много говорят!
Сюэ Сянь не ошибся. Цзян Шинин был бродячим призраком, и Сюэ Сянь помог привязать его душу к физическому объекту — в данном случае к бумаге — чтобы принять человеческий облик. Но такая форма поддерживалась исключительно за счет очагов энергии инь. На сгибе шеи, примерно в трех цунях ниже затылка, у него была точка давления минмэнь.² Если бы Сюаньминь ударил минмэнь стороной своей руки, как ножом, этот удар вытеснил бы всю энергию Инь, собранную в этом месте, и Цзян Шинин вернулся бы в свою первоначальную бумажную форму.
[2] Минмэнь 命门 (мин4 мэн2), буквально «дверь/ворота жизни/судьбы», представляет собой точку давления в человеческом теле. Он расположен вокруг чьей-то спины / талии.
Сюаньминь боялся, что Цзян Шинин случайно разрушит их план побега, поэтому намеревался превратить его обратно в бумажного человечка и облегчить обращение с ним. У Сюаньминя уже был полупарализованный негодяй³, о котором нужно было беспокоиться; иметь дело со здоровым человеком было бы еще более хаотично.
[c] Мусули использует chengyu 无法无天 (wu2 fa3 wu2 tian1), буквально «нет законов, нет рая», чтобы описать недисциплинированный, неконтролируемый характер Сюэ Сяня.
Оказалось, что этот на самом деле был послушным. Сюаньминь нашел его терпимым. Поэтому он снова опустил руку. Теперь Сюаньминь быстро последовал за Цзян Шинином за дверь.
Сюаньминь протянул руку и схватил Цзян Шинина за воротник, затем повернулся на каблуках и спрятал их обоих за стеной, разделявшей прихожую и коридор. Когда Сюаньминь не хотел шуметь, он действительно мог быть совершенно тихим: ни одного его шага не было слышно. Его религиозные одежды были легкими и воздушными. Пока он шел, белая ткань пронеслась мимо ветвей соседнего дерева, а затем снова легла, как только он добрался до подножия стены, — но одежда не подняла ни одной пылинки и не задела ветви дерева.