— Я же, блять, говорил тебе, Рэйвен! — Он тянется ко мне, и я вздрагиваю. Он отступает, его глаза сужаются. — Сейчас не время вести себя так странно, когда ты выглядишь так, будто тебя только что сбил грузовик.
— Я справлюсь, — бормочу я. Странно говорить, боль от носа распространяется на все остальное лицо.
— Черт, — шепчет он, качая головой. Я чувствую на себе взгляды всех, кто все еще смотрит на меня. Я поднимаю руку, и средний палец поднимается в воздух.
Я опускаю руки на коврик, отталкиваясь от него. Мои ладони скользят по коврику, в луже моей собственной крови. Я падаю обратно, мое лицо впитывает кровь, которая начинает остывать.
— Позволь мне помочь тебе, Рэйв, — призывает Реджи, прислонившись к канатам.
— Я справлюсь, — повторяю я. Я снова упираюсь в мат, с трудом поднимаясь на ноги. Меня шатает, голова кружится и кружится. Я едва вижу, как ковыляю с ринга, но слышу за спиной шаги Реджи.
Мои зубы начинают стучать, и я начинаю чувствовать себя дерьмово. Адреналиновый кайф и онемение от боли проходят, и все, что остается, — это мучительная боль и тошнота в глубине моего нутра.
— Давай я отвезу тебя домой, — говорит он, останавливаясь позади меня, когда я достаю из шкафчика свою сумку.
Я качаю головой.
— Нет. Я в порядке.
— Ты не в порядке. Возможно, у тебя сотрясение мозга. Я не могу допустить, чтобы один из моих лучших бойцов попал в аварию.
Я оглядываюсь на него через плечо.
— Всего час назад ты говорил, будто я маленькая девочка, которая недостаточно взрослая, чтобы играть с большими детьми.
Он вздыхает.
— Это совсем не так. Этот парень, с которым ты дралась, не дерется с кем попало. Он даже не был зарегистрирован на сегодняшний бой. Это странно, как будто вы оба появились непреднамеренно и оказались на ринге вместе.
Я гримасничаю.
— Не будь так скептически настроен. — Я хватаю леггинсы и надеваю их на шорты, так как знаю, что Реджи не собирается уходить в ближайшее время. Я наклоняюсь, задыхаясь от давления на нос, и из ноздрей капает кровь, пока я запихиваю ноги в ботинки.
— Ты выглядишь как гребаное дерьмо, — простонал он.
Я наклоняю голову в его сторону, наблюдая, как он снова и снова проводит руками по своей лысой голове. Он ведет себя не так, как Реджи, которого я знаю. Хладнокровный, расчетливый Реджи, который мог испортить настроение любому одним лишь взглядом. Этот парень выглядит взволнованным.
— Что с тобой не так? — Я оставляю толстовку в сумке, зная, что не смогу надеть ее на лицо, не потеряв сознание.
Его лицо пустеет. Он отступает из того пространства, в котором только что находился.
— Ты хороший боец, Рэйвен. Я не просто так установил для тебя строгий график, а потому что одно неверное движение — и ты можешь выбыть навсегда. Не приходи больше, пока не войдешь в график. Я, блять, серьезно. Иначе ты не будешь драться вообще. — С этими словами он разворачивается и уходит, не сказав больше ни слова.
Вздохнув, я выхожу, мои монстры на данный момент успокоились, а разум наконец-то прояснился. Пусть ненадолго, но меня это устроит.
Я медленно веду машину, подъезжая к своему дому, гравий кажется громче, чем обычно. Дом кажется темнее, чем обычно. Я должна быть настороже из-за этого ощущения. Может быть, немного сомневаться, но я не сомневаюсь.
Все спят.
Ария, должно быть, отвлекла их настолько, что они даже не стали проверять меня перед сном. Сейчас уже далеко за полночь, и я точно знаю, что они еще не проснулись.
Я паркую машину за машиной тети Глории, глушу ее и иду обратно к дому. Упасть — это одно, а подняться — совсем другое. Не говоря уже о том, что боль в лице сейчас почти изнурительна.
Я с полной уверенностью знаю, что мой нос сломан. Разбит вдребезги. Даже слегка прикоснувшись пальцем к переносице, я чувствую, как трескается кость.
Обвязав лямки сумки вокруг рук, как рюкзак, я хватаюсь за грубую ветку ближайшего дерева и подтягиваюсь, хныча от того, что даже эти простые движения вызывают боль в лице. Опираясь на ствол, я поднимаюсь и перекидываю ногу через ветку, чувствуя, как затекают ноги в тот момент, когда я встаю на нее.
Я чувствую слабость, и на трясущихся руках запрыгиваю на крышу, слишком громко стуча ногами.
Черт.
Это было чертовски громко.
Мои пальцы впиваются в шершавую черепицу крыши, и меня охватывает паника. Я никогда так себя не чувствовала. Почему, черт возьми, я чувствую себя так именно сейчас?
Встав на колени, я ползу по крыше, пот струится по вискам, когда я почти добираюсь до окна. Не знаю, то ли у меня переизбыток эмоций, то ли я просто чувствую себя как дерьмо, потому что мое лицо разбито, но все, чего я хочу, — это забраться под одеяло и отключиться.
Я добираюсь до подоконника, пальцы проникают под щель окна и толкают его вверх. Оно громко скрипит, неловко, слишком взрывоопасно посреди ночи. Я вылетаю через проем и падаю на землю.
— Блять, — шепчу я, вставая, чтобы закрыть окно. Свет освещает меня, и мое лицо искажается от беспокойства, когда я оборачиваюсь. Тетя Глория и дядя Джерри стоят там, и на их лицах затаенный гнев.
— Рэйвен, — начинает тетя Глория, и от ее голоса у меня замирает желудок. — Что случилось с твоим лицом?
— Я... упала.
— Ты хочешь, чтобы мы поверили, что ты упала, и твое лицо стало выглядеть так? — Палец дяди Джерри указывает на мое лицо. — Где ты была, Рэйвен? Грабила людей? Воровала? Причиняла людям боль? Что именно, потому что никто не выходит на улицу после наступления темноты, если не планирует согрешить.
Я кривлю губы, даже как-то неловко.
— Я не грешу.
— Ты грешишь, Рэйвен. Ты выходишь на улицу после наступления темноты, даже если знаешь, что это против правил. Я не знаю, где ты была, и, честно говоря, мне все равно, какие проступки ты совершила за вечер. Единственное, что я могу сказать, — у меня было предчувствие, что что-то не так, и это доказывает его. Ты всего лишь грешное дитя, и твои уроки за все эти годы не были столь полезны, как я полагал.
— Я, блять, ничего не делаю! — огрызаюсь я.
Дядя Джерри сжимает челюсти, его глаза темнеют от гнева.
— Еще раз ругнешься в этом доме, и я выполощу тебе рот с мылом. Твой поганый рот — это мерзость.
Их ненависть ко мне свободно звучит по ночам, когда рядом нет их дочери, чтобы сгладить их неприязнь. Они действительно презирают меня, будь то из-за того, откуда я родом, или из-за того, что им пришлось взять меня к себе; их неприязнь необоснованна, но так реальна.
Я стягиваю со спины лямки сумки, расстегиваю молнию и иду к комоду.
— Ясно, что это не работает. Если честно, я не думаю, что это вообще когда-либо работало. Думаю, мне пора уходить. Я могу найти свой собственный путь.
— Ты никуда не уйдешь, Рэйвен. Поставь сумку на место, — предупреждает тетя Глория.
Я запихиваю свои футболки и майки в сумку и перехожу к следующему ящику.
— Я больше не останусь здесь. Я не согласна с тем, что вы делаете. Ваши убеждения — это не мои убеждения. Я не должна быть вынуждена вести себя определенным образом, чтобы угодить вам. Я уже почти взрослая, так что просто отпустите меня.
Моя сумка вырывается из моих пальцев, и меня оттаскивают в сторону, когда они оба хватают меня.
— Отпустите меня! — кричу я, пытаясь вырваться из их хватки. Обычно это не составляет труда. Я сильнее их обоих, без сомнения. Я тренируюсь, чтобы укладывать на задницу крутых чуваков. Но в моем ослабленном состоянии, измученном, сломленном, истощенном, их гнев и ненависть ко мне — это сила, с которой я не могу бороться.
— Мы отвечаем за тебя, пока тебе не исполнится восемнадцать. Ты не будешь нарушать наши правила, пока живешь под нашей крышей, — рявкает на меня дядя Джерри.
— Тогда позвольте мне покинуть это ужасное место. Вы, ребята, чертовы психи, — кричу я в лицо тете Глории.
Ущипнув меня за руку так сильно, что лопается кожа, я отшатываюсь от них. Их хватка слишком сильна, и меня мгновенно выталкивают из комнаты в коридор.
— Куда вы меня ведете? Вы не можете так поступить. Это издевательство!