— Прости, мужик. Я не хотел причинить вреда. Рэйвен просто... она растет. Она потрясающая. Мы просто веселились вместе.
— Даррен... — Броуди качает головой, шагая в мою комнату, а потом останавливается, сжимая руки в кулаки.
Лицо отца застывает, а на губах появляется улыбка.
— Она такая, да? — Он подходит ко мне, чтобы убедиться, что бретельки моей майки плотно прилегают к плечам. — Рэйвен, думаю, пора спать. Пожелай Даррену спокойной ночи. Ты сможешь увидеться с ним в другой раз.
Я взглянула на Даррена, чувствуя, как его губы все еще прижимаются к моим.
— Спокойной ночи, Даррен.
— Хорошая девочка. — Отец похлопывает меня по плечу и наклоняется, чтобы поцеловать меня в макушку. — Увидимся утром.
Рука отца переходит на плечо Даррена, и они уходят, хихикая о чем-то, чего я не могу расслышать.
Броуди остается на месте и смотрит на меня так, будто даже не узнает. Его глаза смотрят на меня обиженно, сердито, обвиняюще. После долгих секунд молчания он делает шаг вперед, его рука ложится на мое плечо, а пальцы проходят по тому самому месту, где совсем недавно были пальцы Даррена.
— Надеюсь, мне больше никогда не придется видеть другого мужчину с руками на твоей груди. — Он возится с лямкой, проверяя, надежно ли она держится на моем плече. — Держи свое сердце закрытым, Рэйвен. Оно не для того, чтобы к нему прикасались другие мужчины.
Бросив последний взгляд, он отходит от меня и выходит из комнаты, закрывая за собой дверь.
Все это кажется таким странным. Как будто я нахожусь в странном сне. Я стою на месте несколько мгновений после того, как Броуди покидает меня. Пока мои глаза не становятся тяжелыми, и я понимаю, что засыпаю стоя. Повернувшись, я откидываю одеяло с кровати, проскальзываю между простынями и укладываюсь головой на подушку.
Пальцы тянутся к губам, и я потираю их, гадая, сколько времени пройдет, прежде чем покалывание утихнет. Закрыв глаза, я прислушиваюсь к вечеринке, которая все еще бушует в другой комнате. Но это не отвлечение, а скорее колыбельная. То, что я слушала всю свою жизнь.
Вскоре я засыпаю, но даже тогда покалывание обжигает губы.
Я открываю глаза и не понимаю, что меня разбудило. Я сажусь, трогая губы, которые больше не покалывает. Здесь темно, а значит, вечеринка в соседней комнате больше не продолжается.
Быстрый взгляд в окно показывает, что сейчас глубокая ночь. Я не знаю точно, сколько времени, но, учитывая, что луна висит высоко в небе, могу сказать, что сейчас где-то после трех часов ночи.
Низкий гул заставляет меня навострить уши и сжать рот.
Что это?
Я откидываю одеяло, и мои ноги опускаются на прохладный деревянный пол, когда я на цыпочках иду к двери. Гудение становится громче, и моя рука падает на ручку. Я нерешительно открываю дверь и вздрагиваю от легкого скрипа петель.
В доме темно, и я скольжу в тени, прижимаясь к стене, пока иду по коридору. Как только в поле зрения попадает гостиная, я замираю, расширив глаза от открывшейся передо мной картины.
Большинство участников вечеринки сидят в кругу, скрестив ноги на полу. Мой отец стоит в стороне, на его теле длинная черная мантия. Моя мама стоит на коленях рядом с ним, положив руки ему на ноги, пока он молится.
Молится Богу.
Я никогда не видела, как они совершают подобный ритуал, хотя и слушала их чтения и писания.
Мои родители считают, что они делают это, чтобы не сбиться с пути Бога. Темный Бог, как они его называют. Они считают, что эти жертвоприношения — путь Бога. Интересно, понимают ли они, что это никогда не будет путем Бога?
Такое ощущение, что они поклоняются дьяволу.
Я задыхаюсь, глядя в центр круга, где лежит Даррен, его глаза открыты, грудь едва колышется, но он жив. Я вижу это. Дрожь в его коже. Слезы в его глазах.
Броуди стоит над ним, в его руках большой серебряный нож, с которого капает кровь.
Кровь стекает на деревянный пол, увеличиваясь с каждой секундой. Она полностью окружает Даррена и почти достигает их друзей по краям круга. Весь живот Даррена вскрыт и разорван на части. Кровь стекает по лицам всех, но больше всего — моего отца. Его щеки, лоб и даже веки залиты кровью.
Я смотрю на них. Я смотрю на него. Я смотрю, как Даррен испускает последний вздох, как его кровь пачкает мой деревянный пол, как его тело умирает в моей гостиной. Я смотрю, как мои отец и мать молятся своему темному Богу, который так похож на дьявола.
Я смотрю, как Броуди улыбается, наблюдая за смертью своего лучшего друга.
Я смотрю, как эти люди наклоняются вперед и поклоняются телу, которое является грудой плоти и крови.
Я смотрю, как это продолжается так долго, что мое тело онемело. Во мне не остается абсолютно никаких чувств, и я крадусь обратно в тень и вхожу в свою комнату, закрывая за собой дверь.
Я падаю в кровать, натягивая плед до шеи. Глаза не закрываются, и я почти боюсь этого.
Сцена была травмирующей, но не это заставляет меня окаменеть от страха. Внутри меня не тревога, не отвращение и даже не ненависть.
Я... испытываю облегчение.
Я... счастлива.
Я... утешена смертью Даррена.
Я рада, что его больше нет.
Это делает меня такой же больной, как они? Это делает меня сумасшедшей?
Наверное, так и есть. Тревожная кровь, которая течет в моих родителях, течет и во мне. Болезнь в них — часть меня, и я знаю, без сомнения, что я такая же психопатка.
И если я еще не стала им, то обязательно стану.
Когда-нибудь.
ГЛАВА 10
Кайлиан
Звонит колокольчик над дверью ресторана «Морелли», и Роско проскакивает мимо меня, прижимаясь носом к земле, и направляется в заднюю комнату. У моей тети Марианы всегда есть для него что—нибудь поесть там. Я качаю головой и иду навстречу всем, кто сидит в задней приватной комнате.
Встреча в последнюю минуту никогда не бывает хорошей, а я и так был напряжен всю последнюю неделю. Если учесть все, что происходит с бизнесом, то все это кажется неправильным.
Дверь в отдельную комнату закрыта, и я нажимаю на ручку, вдыхая тяжелый аромат сигар.
— Кайлиан, какого хрена ты так долго? — вздыхает Маттео с другого конца стола.
Я едва удостаиваю его взглядом, занимая место рядом с отцом. Он высокий мужчина, примерно моего роста — 190 см, но не такой широкий, как я. Его темные волосы смешаны с сединой, пробивающейся вокруг ушей. Всегда в темном костюме, прямо из Италии. Ему привозит портной из его родного города на Сицилии. Черный костюм за черным костюмом, этот человек — сила, воспитавшая в детстве смертоносное оружие. Рядом с моим отцом сидят три его брата: дядя Марко, дядя Стефано и дядя Анджело.
Дядя Марко — самый старший, он владеет рестораном вместе со своей женой Марианой. Дядя Марко выполняет большую часть черновой работы в бизнесе. Он много курит и очень плотный, его темные рубашки на пуговицах обычно выглядят так, будто вот-вот расползутся.
Дядя Стефано на год младше моего отца; это симпатичный мужчина, который только в прошлом году переехал в Соединенные Штаты. Он привез с собой жену, Розу, и занялся семейным бизнесом после того, как их сын, Франческо, погиб в трагической автокатастрофе в Италии. У него сильный акцент, и иногда трудно расслышать, что он говорит.
Последний — дядя Анджело. Он самый младший, немного распущенный и только недавно женился. София пыталась его успокоить, но в этом плане он очень похож на меня и моих братьев. Он любит убивать и убивает хорошо. У всех моих дядей есть дети, кузены работают в бизнесе, но не участвуют в застольях. Наши семейные сборища и праздники чертовски нелепы, в них достаточно горячей бурлящей крови и сигарного дыма, чтобы сжечь дом.
Поскольку Марко предпочитал владеть рестораном, после смерти отца именно мой отец возглавил организацию и стал боссом. Его братья работают рядом с ним, но в конечном итоге все они подчиняются ему.
Морелли опасны на Восточном побережье, и с нами никто не связывается. Мы ведем крупнейший бизнес по отмыванию денег, но отмывание по всем Соединенным Штатам проходит через нас.