— Ты пытаешься добиться исключения? — Я бросаю на нее взгляд.
Она сужает глаза.
— Пошел нахуй.
— В твоих мечтах.
Она отталкивается от меня.
— В твоих мечтах. Эти девчонки заслужили это. Это уже не первый раз, когда они, блять, так себя ведут. В следующий раз она не уйдет целой и невредимой. — Она в своем собственном мире, уже замышляет свой ход против девушки, чей отец — конгрессмен. Она не может связываться с кем попало.
Она слишком импульсивна. Слишком рискованна. У нее нет ни малейшего чувства контроля.
Я хватаю ее за плечи, прижимая к двери. Мои пальцы горят там, где они касаются ее обнаженного плеча, а большой палец проводит по шраму. Я не могу точно сказать, каково это на ощупь, что за рана нанесена на ее кожу. Но мне кажется, что между моим большим пальцем и ее кожей перекатываются горящие угли, а жар настолько яростный, что ошпаривает меня изнутри.
Ей нужна моя помощь. Ей нужно научиться контролировать свои иррациональные наклонности, иначе она сойдет с ума не от того человека и покончит с собой.
Это моя проблема? Нет. Должно ли меня это волновать? Абсолютно нет.
Это мешает мне помочь ей? Нет.
— Не заставляй меня ждать сегодня. В четыре часа. Не опаздывай. — Я повторяю свои слова, сказанные прошлой ночью, прежде чем убрать свои обжигающие пальцы с ее руки. Она выдыхает, словно ее охватил тот же жаркий шторм, что и меня. В ее глазах мелькает раздражение и возбуждение, они дико скачут туда-сюда, словно она не может решить, на чем остановиться.
Я тянусь за ней и открываю дверь как раз в тот момент, когда звенит звонок.
— Увидимся вечером, — бормочу я, как раз когда она проскальзывает в дверь.
Я смотрю, как она уходит. Я вижу, что она хочет взглянуть на меня через плечо, но не делает этого, сохраняя жесткость и холодность по отношению к миру, пока она исчезает в море людей.
Черт, она в полном дерьме.
И я только усугублю ее положение.
Она чертовски опаздывает.
Я кручу ключи на пальце, пустой «Инферно» так отличается от того, что было накануне вечером. Здесь все еще пахнет потом и гормонами, но каждый шаг отдается эхом, отражаясь от стен.
Вот он я, двадцать минут четвертого, а ее нигде не видно. Надо было, блять, уходить через две минуты после назначенного времени, потому что если ты задерживаешься хоть на секунду, то не заслуживаешь моего времени. Я бы разорвал кого-нибудь пополам за неуважение ко мне, но я позволил девчонке, которая только ухмылялась и насмехалась в мою сторону, подставить меня.
Я сжимаю ключи в руке, металл впивается в кожу, и я слышу, как часы тикают секунда за секундой.
Хватит. Если я увижу ее снова, то, возможно, разобью ей нос во второй раз.
Я начинаю идти к выходу, когда по полу раздается звук быстрых, маленьких шагов. Мои глаза закрываются, и я выпускаю нетерпеливый вздох. Я не должен оставаться, я не должен, черт возьми, оставаться.
Я оборачиваюсь и вижу, как ее темные волосы рассыпаются по спине, не завязанные, как обычно. Нет, на этот раз они струятся вокруг нее беспорядочными волнами.
Не как у бойца. Как у женщины. На ней та же одежда, что и раньше, но теперь клетчатая рубашка обернута вокруг талии, а крошечная черная майка плотно облегает ее фигуру. На спине — почти пустой рюкзак. Ее лицо обветрено, щеки румяные, а глаза блестят от дуновения ветра.
— Прости, что опоздала. Я не могла..., — говорит она, наклоняясь и сжимая руки на коленях. — Я не смогла вовремя выйти из дома.
— У меня нет времени сидеть и ждать, пока ты соберешься с силами, или чем ты там занимаешься, твою мать. Ты зря потратила мое время. С меня хватит.
Я обхожу ее, и она встает в стойку. Ее руки вытянуты по обе стороны от меня, на лице застыл страх, а грудь все еще быстро поднимается и опускается в напряжении.
— Пожалуйста! Прости, я опоздала. Я очень старалась выйти вовремя. Я просто... не смогла.
Я смотрю на нее. Мне чертовски надоели ее оправдания. Ее отговорки, которые действительно не имеют никакого смысла. Но меня это не волнует настолько, чтобы требовать ответа. Если она хочет вывалить передо мной кучу дерьма, то она может смело в нее войти, потому что я не буду ее ждать. Никогда больше.
— Мне совершенно наплевать, почему ты опоздала. Дело в том, что ты опоздала и потратила мое время. Иди домой и забудь, что я тебе что-то говорил.
— Пожалуйста! — В ее мольбах столько отчаяния, что у меня защемило в груди. Я опускаю взгляд, не замечая ничего необычного.
Неужели я болен?
— Прости, но мне это очень нужно! Со мной... что-то не так.
Я поворачиваюсь к ней.
— Похоже, тебе нужен врач.
Ее глаза сужаются.
— Мне не нужен врач. Мне нужно научиться защищаться. И чтобы я могла..., — бормочет она последние слова, но я не слышу ни слова.
— Ты могла что? — огрызаюсь я.
Она смотрит на меня с минуту, ее губы подбирают слова, прежде чем она бормочет:
— Мне нужно научиться убивать кого-то.
Я поднимаю брови.
— Тебе нужно? И кто тебе нужен?
Ее глаза сужаются.
— Все.
— Все, — передразниваю я. — Не думаю, что ты понимаешь, о чем спрашиваешь. Драться на ринге — это одно. Проливать кровь и ставить синяки — это совсем другая игра, чем отнимать жизнь.
— Я знаю это, — огрызается она.
Это похоже на игру. Я чувствую себя как учитель, показывающий третьекласснику математику десятого класса. Это не имеет смысла. Это неправильно. Я не понимаю, почему я вообще сюда пришел. Но вот я здесь, и все это было ошибкой. Разговор с этой девушкой был полной и абсолютной ошибкой.
— Нет. — Я разворачиваюсь, готовый уйти, когда она снова прыгает передо мной.
— Что значит «нет»? Ты же сказал мне «да». Ты сказал, что встретишься со мной здесь сегодня и покажешь мне. Ты не можешь передумать в последнюю минуту, потому что тебе так хочется. Ты должен научить меня. Я чувствую... Я чувствую, что не контролирую себя!
В этом-то все и дело. Она и есть неуправляемая. Я вижу, как в ее голубых глазах мерцает ярость. Станет ли она убийцей, независимо от того, укажу я ей путь или нет?
Возможно. Скорее всего. Если судить по тому, как она сегодня напала на Трину. Но если я не покажу ей, как контролировать свою ярость, то в ближайший год она, скорее всего, окажется в тюрьме за свое безрассудство. Она будет убивать всех, кто попадется ей на глаза, и попадет в тюрьму за то, что ее поймают.
Она — моя проблема? Нет. Совсем нет. Ни в малейшей степени.
— Вот именно, — прорычал я.
— Так помоги мне, — призывает она. — Мне нужна помощь. Я, блять, никого не прошу о помощи, но тебя прошу. Пожалуйста.
Я смотрю на нее с минуту. Она жалкая, правда. Но что-то не так, потому что, как бы сильно я ни хотел повалить ее на землю и сказать, чтобы она отвалила, мой мозг не позволяет мне этого сделать.
— Пойдем со мной.
Я разворачиваюсь, оставляя ее в темноте позади себя.
Проходит мгновение, и я понимаю, что она тянет время, потому что не знает, как реагировать, но потом я слышу, как ее маленькие ножки ступают за мной, и моя кожа нагревается.
У меня такое чувство, что это может стать самым большим сожалением в моей жизни.

— Где мы?
Я взглянул на нее — это были первые слова, которые она произнесла с тех пор, как запрыгнула в мою машину. Она решила смотреть в окно, и я могу сказать, что она нервничает, но пытается это скрыть. Она не хотела выдать, что боится меня, но каждая капля напряжения в ее теле говорила о том, что она не доверяет мне, не хочет быть здесь.
Но ее потребность берет верх над всем остальным.
Повернув на свою подъездную дорожку, я объезжаю дом сбоку, направляясь к задней части, где находится наш пристроенный спортзал. Он спрятан, как и весь остальной дом. Наш дом — чудовищный, двухэтажный, с гладкими черными линиями и острыми углами. Он современный и экологичный, спрятан среди деревьев и между скал. Никто не заметит его, проезжая мимо, — только массивные железные ворота с буквой М в знак Морелли в центре. Длинная подъездная дорога приведет вас к нашему дому, а за ним — спортзал, построенный всего несколько лет назад.