Как только я перешел в старшую школу и начал ходить в «Инферно», я понял, что тренажерный зал — это необходимость, а посещение клубов или спортзалов в городах не входило в мой гребаный список. Это было легкое решение, и уже через несколько месяцев у меня был спортзал, который легко повторял «Инферно», но на стероидах. Этот зал — просто зверь, в нем есть все, что мне когда-либо понадобится.
Им пользуемся и я, и мои братья, но именно в нем проходит большая часть моих тренировок. В свое время мой отец нанял тренера, причем сразу нескольких. Пока я не понял, что могу справиться с большим, чем каждый из них.
И тогда я решил, что буду тренироваться сам. И вот, черт возьми, я здесь.
— Ты так и будешь сидеть здесь и игнорировать меня? — Ее голос становится все более резким, и я стискиваю зубы.
Болтливая.
— Следи за своим языком.
Она закатывает глаза, а ее рука тянется к дверной ручке, готовая сбежать от меня и моих грубых манер. Я поворачиваюсь к ней, устав от ее выходок и драмы, а ведь мы едва произнесли друг другу одно предложение.
— Ты хочешь, чтобы я тебя научил. Что, по твоему мнению, мы будем делать?
Она смотрит на мой дом, который, я уверен, выглядит для нее как особняк. Я понятия не имею, в каком доме она живет. Точно не в таком, как этот. Вероятно, для нее этот дом выглядит не так привлекательно, как для меня. Но непривлекательное всегда выглядит наиболее привлекательным.
— Ну, я не понимаю, почему мы в доме. Это твой дом? Разве мы не должны идти в спортзал или что-то подобное? Если мы тренируемся в твоей гостиной или что-то в этом роде, то я с таким же успехом могла бы просто остаться у себя дома, чтобы потренироваться.
Я вздохнул, устав от ее жалоб. Будет ли неуважением с моей стороны заклеить ей рот скотчем, пока я тренирую ее? Сказать ей, чтобы она вообще не разговаривала?
Какого хрена я делаю, будучи учителем? Я даже, блять, не люблю людей.
— Как насчет того, чтобы заткнуться и перестать задавать вопросы, — ворчу я.
Я паркуюсь, тут же выключаю зажигание и выхожу из машины. Захлопнув дверь, я иду в сторону спортзала, не оглядываясь, чтобы посмотреть, последует ли она за мной. Я знаю, что она последует. В ней что-то есть.
Что-то, что вызывает у меня интерес, и я знаю, что она чувствует то же самое. Она кажется такой же обеспокоенной, может быть, даже больше, чем я.
А это уже о многом говорит.
Вскоре я слышу, как захлопывается дверь, и ее легкие ноги спешат догнать меня. Я подхожу к двери и ввожу код, состоящий из слишком большого количества цифр, чтобы любой нормальный человек мог его запомнить.
Замок отпирается, и я распахиваю дверь, в лицо мне ударяет запах дезинфицирующего средства и отбеливателя. Большое открытое помещение заполнено тренажерами всех типов. Обычные тренажеры, гири и даже кольцо для тренировок, похожее на то, что было в зале.
Я оглядываюсь через плечо и вижу, как девушка смотрит на меня широкими невинными глазами. Впрочем, это фальшивая невинность, потому что невинность сочетается с мрачной темнотой, которую она ненавидит почти так же сильно, как и меня.
— Что это за место? — задыхается она.
— Здесь мы будем тренироваться. — Я делаю шаг внутрь, ожидая, пока она пройдет через дверной проем, чтобы я мог закрыть и запереть за собой дверь. Ее глаза вспыхивают, когда она слышит щелчок замка, но я прохожу мимо нее, не желая ее успокаивать.
Нет, малышка, оставаться со мной наедине даже слегка небезопасно.
И если бы мне нужна была киска, а это не так, то это была бы не она.
— Ты понимаешь, что мне нужно знать больше, чем просто драться? Я хочу, чтобы ты научил меня... делать что-то.
Я подхожу к столу рядом с рингом, беру ленту и бросаю ей. Я заметил, что она обматывает костяшки пальцев; ей нужна защита, а мне нет.
Она ловит его с легкостью, но в ее взгляде остается нерешительность.
— Если ты даже не можешь произнести слово «убить», значит, ты не готова совершить этот гребаный поступок. — Я снимаю ботинки, поднимая каждую ногу, чтобы снять носки. Я уже одет в пару джоггеров и белую футболку. На сегодня хватит. Я бы никогда не стал драться в этом, но сегодня мне кажется, что я учу элементарным основам.
Она ничего не говорит, и я смотрю на нее, наблюдая за тем, как она обхватывает себя руками, лицо ее напряжено, столько недовольства и беспокойства щиплет кожу. Хочет ли она вообще здесь находиться? Почему она делает то, чего не хочет?
— Какого хрена ты здесь? — огрызаюсь я.
Она останавливает свое движение и смотрит на меня противоречивыми глазами.
— Откуда ты знаешь, что убийство — это то, что ты должен делать?
Я с любопытством щурю глаза, наклоняя голову в сторону.
— Что во мне такого, что заставляет тебя думать, будто я убиваю людей каждый день?
Она разрывает ленту, сгибая руку, затем начинает с другой.
— Ну, во-первых, ты без раздумий убил кого-то на ринге. На мне тоже была кровь, знаешь ли. Ты выглядел почти... довольным. Как будто наслаждался каждой секундой.
— Так и было, — говорю я, ничуть не обескураженный ее комментарием.
Она делает глубокий вдох, ее глаза не отрываются от моих.
— А еще у тебя такой взгляд. Как будто ты покончил с жизнями. Не только одной или двумя, не только на ринге. Я словно вижу каждый твой вздох. Каждое тело, которое ты разорвал на части и похоронил. Кровь, которую ты пролил. И ты, кажется, не раскаиваешься. Это как будто дает тебе жизнь.
Я ничего не говорю. Я ничего не чувствую. У меня нет ответа для нее, потому что я не понимаю, чего она хочет от меня. Подтверждения того, что я делаю эти вещи? Отрицания? Ссоры? Я не знаю, что ей нужно.
— У тебя есть контроль, который мне нужен. Я отчаянно нуждаюсь в нем. У меня есть эта... потребность забирать жизнь. Я все время чертовски злюсь и хочу выместить это на всех вокруг. Я боюсь, что совершу ошибку, которую никогда не смогу вернуть. Вот почему я здесь. — Она фыркает, опустив голову к ленте, когда заканчивает вторую руку. — Я просто хочу научиться контролировать это и быть... как ты. — В конце ее голос срывается.
Я сжимаю кулаки.
— Выходи на ринг.
Она бросает сумку на землю, от нервов у нее трясутся руки, она развязывает рубашку на талии и срывает майку через голову, оставаясь только в спортивном лифчике, который прижимается к груди. Леггинсы она не снимает, но нагибается, чтобы стянуть с ног туфли.
Встав, она на мгновение смотрит на меня, уже находящегося на ринге. В ожидании ее.
— Я готова.
ГЛАВА 13
Рэйвен
Пройдя на противоположный конец ринга, я проскальзываю под канаты. Этот мат чистый и белый, в отличие от испачканного в «Инферно». Этот мат отбеливали столько раз, что я до сих пор чувствую запах химикатов.
Я поднимаю глаза и смотрю на него, на его стройное телосложение, которое к тому же еще и злобно упругое. Он похож на оружие, смертоносное и готовое выстрелить в любой момент.
— Как тебя зовут? — Это сказали злые девчонки, но их голоса были слишком быстрыми, чтобы я успела уловить. Я понимаю, что его фамилия — Морелли. Но это все, что я знаю.
— Кайлиан. — Кай-ли-ан. — Кайлиан Морелли.
Кайлиан Морелли.
Я пробую слова во рту. Его имя произносится уверенно и властно. Он не тот, с кем можно шутить. Каждая буква наполнена жестокостью. Его имя может носить только тот, кто может править миром. Тому, кто может сломать позвоночник одним лишь движением руки.
Он — тот, с кем я никогда, никогда не должна терять бдительность.
— Откуда ты? — мягко спрашиваю я. Я вдруг почувствовала себя не в своей тарелке. Он звучит как королевская семья. Смерть, завернутая в тело, созданное из мускулов и искусства. Его загорелая кожа подернута рябью напряжения. Я смотрю, как татуировки на его руках танцуют на фоне мышц.
— Сицилия. — Он больше ничего не предлагает. Он не просит у меня никакой информации взамен. Он ничего не спрашивает в ответ. Он просто смотрит на меня, как будто этот разговор закончился еще до его начала.
Кайлиан Морелли из Сицилии, Италия.
Он открывает рот, чтобы заговорить, как вдруг открывается задняя дверь, через которую мы не заходили. Мои глаза расширяются, а тело напрягается, когда входят двое взрослых людей, каждый из которых стоит с таким авторитетом, что я думаю, стоит ли мне поклониться в их присутствии.